- Успокойтесь, Сюзанна, это ничем не грозит мне. Не плачьте! Будь я проклят, если доставлю вам этим какие-нибудь огорчения.
Он поцеловал мои глаза, словно хотел убрать с них слезы.
- Это должен был быть сюрприз для вас, сага. Правда, я плохо подготовился, раз вы меня застигли за этими попытками.
- Но как же… ведь доктор сказал вам, - пролепетала я, уже чуть успокоенная, - сказал, что пока нельзя… Правда, вы оказались сильнее, чем я думала.
- Еще бы. Мне до смерти надоело быть прикованным к креслу и зависеть от каждого слуги.
- Вы хотели обрадовать меня? - прошептала я.
Он улыбнулся и, наклонившись, ласково поцеловал меня.
- Конечно. А еще я знал, что на днях должен прибыть Буагарди. Да и Бурмон с ним. Не мог же я встретить их как инвалид.
- Вы хотите поскорее поправиться, - сказала я с досадой, - потому что знаете, что тогда сможете уехать.
- Вот уж нет. Уезжать я хочу как раз меньше всего. Просто тогда я смогу обнять вас. Как мужчина, а не как калека.
Я молчала задумавшись. Я только теперь поняла, что с этой минуты, когда Александр самостоятельно встал, выздоровление будет продвигаться очень быстро. У него железная воля. Она поставит его на ноги за считанные дни.
Герцог вдруг оторвал руку от стены, на которую опирался, с усилием повернулся ко мне и, взяв мое лицо в ладони, заглянул в глаза.
- Вы ничего не скрываете, саrissimа?
- Что же мне скрывать?
- Вы бледны. Это не проходит. Уж не больны ли вы?
Я молчала. Он тихо произнес:
- Любовь моя, вы заставляете меня трепетать. Что с вами?
- Ничего, - произнесла я.
- Скажите мне правду, - настаивал он.
- Мы поговорим об этом позже, - сказала я решительно и, чтобы сменить тему, протянула ему письмо. - Взгляните лучше на это. Это любопытно.
Герцог взял письмо, но мою попытку уклониться от разговора воспринял без особой охоты. Он еще какое-то время вглядывался в мое лицо, словно пытался что-то узнать, потом развернул бумагу.
- Это не должно вас беспокоить, - сказал Александр, когда ознакомился с содержанием, и усмехнулся. - Видите, они даже не решаются приехать сюда, они просто пишут. Как же они, по-вашему, осмелятся явиться за деньгами? Синим сейчас страшно в Бретани, дорогая моя.
- Они могут приказать нам самим привезти деньги.
- Но ведь никто не заставляет нас это делать, не так ли? Черт возьми, разве мы разбиты, чтобы исполнять приказы синих? Он пошатнулся и, забыв, что его правая рука повреждена, ухватился ею за стену. Ругательство невольно сорвалось с его губ.
Он сразу же умолк, но от боли пот выступил у него на лбу.
- Ну, вот видите, - сказала я. - Рано еще. Вам нужно сесть. Вы должны щадить себя.
- Проклятая рука, - пробормотал он, скрипя зубами, пока я его усаживала. - Нужно что-то делать с ней. Когда начнется война, мне нужны будут обе руки.
- А мне нужны вы, - прикрикнула я на него внушительно. - Так что ведите себя смирно, пока доктор не даст сигнал к чему-то другому.
Не слушая меня, он тревожно спросил:
- Дорогая, что вы думаете о Бурмоне?
- А что я должна думать? - спросила я лукаво, вспоминая во своем июньском поклоннике и понимая, к чему клонит Александр.
- Ну, я надеюсь, он вам нравится не настолько, как вы старались показать?
- А вас это беспокоит?
- Ещё как. Если он вам и вправду нравится, я погиб.
- Вы не идете с ним ни в какое сравнение, Александр, будьте уверены.
- Ну да. Я знаю. У меня покалечена рука, на теле повсюду раны и шрамы, я не могу еще по-человечески двигаться - словом, я теперь полная развалина. Боюсь, сравнения с Бурмоном я не выдержу. Помилосердствуйте, Сюзанна.
Он шутил, подтрунивал над собственной слабостью, но в его голосе я уловила неподдельные тревогу и досаду. Он, кажется, всерьез переживал, зная, что в Белые Липы прибудет граф де Бурмон.
- Не тревожьтесь, - сказала я искренне. - Вы же знаете, что я ваша. Если только вы не будете в этом сомневаться, все будет хорошо.
Он поднес мою руку к губам.
- Прошлогодней ошибки я не повторю. А если начну ошибаться, сделайте мне знак. Я сразу же исправлюсь, обещаю.
Я прижала его голову к груди, ласково погладила волосы. Ах, до чего же приятно, что он так беспокоится. Я, конечно, не хотела, чтобы он мучился этим, - это могло сказаться на его здоровье. Но ощущать, что тобой дорожат, - это было чертовски замечательно, и я не хотела отказывать себе в этом удовольствии.
12
Граф де Буагарди привел в Белые Липы две тысячи своих шуанов и, позаботившись об их размещении, сразу же забыл о своих подопечных и все свое внимание посвятил Авроре. Даже со стороны это выглядело как самый настоящий штурм ее добродетели. Они почти не расставались, и я дважды, неожиданно войдя, заставала их врасплох: они отскакивали друг от друга, как ошпаренные, и, видимо, перед этим целовались. Один раз, проходя мимо гостиной, я ясно услышала звук пощечины, а спустя мгновение оттуда пулей вылетела разгневанная Аврора.