Посерьезнев и подавшись ко мне, Александр взял меня за руку. Поднес ее к губам и после паузы произнес:
- Я не знаток и не вполне доктор, но мне кажется, что вы беременны, Сюзанна. Я прав?
Между нами повисла пауза. Слышно было, как бьются волны о берег, как ворчит Люк, подкидывая хворост в костер. Александр придвинулся еще ближе, встал передо мной на колени - я, сидевшая на складном стульчике, оказалась вровень с его лицом, и мы глянули друг другу глаза в глаза.
- Я прав? - переспросил он, отыскав и легко стиснув обе мои руки.
- Да, - шепнула я. - Вы правы.
Он сдавленно, едва слышно охнул, чуть отведя взгляд, будто эта догадка, хоть и была высказана им самим, все же оказалась для него большим потрясением. Некоторое время длилось молчание.
- Похоже, я узнал об этом последним, - наконец вымолвил он.
- Нет. Вовсе нет. Я еще и Маргарите не говорила об этом.
- И что же… пока длился весь этот ужас с моей немощью, вы вынесли столько хлопот, не сказав никому ни слова?
- Уверяю вас, доктор д’Арбалестье знал с самого начала. Без его советов и успокоительных порошков было бы трудно. Кроме того, Александр, разве у меня был выбор? - Я пожала плечами. - В то время приходилось бороться за вас, некогда было забивать голову малышом.
- Ах, Сюзанна…
Не договорив, он прижал мою голову к груди, порывисто вдохнул запах моих волос. Притихнув, я не шевелилась, наслаждаясь этим покровительственным жестом защитника, чувствуя в настроении Александра те самые глубокие нежность и желание поддержать, какие только может испытывать мужчина к женщине. Потом прошептала, погладив его щеку:
- Все в порядке. К чему сокрушаться о прошлом? Ребенок все выдержал, и я считаю благословением Божьим то, что он нам послан. Он, как и ваша рана… свел нас вместе вновь.
- Да, конечно, но… честно говоря, любовь моя, его здоровье - это, увы, не единственное, что меня тревожит.
Его взгляд оставался озабоченным. Он снова поцеловал мои руки, прижал их к лицу, словно пытался собраться с мыслями, но беспокойство не отпускало его. Казалось, само представление будущего, которое он себе создал, было нарушено открывшимся обстоятельством, и он не знал, какое принять решение. Я молчала, полагая, что со временем он сам мне все объяснит. Александр, наконец, поднялся, протянул мне руку:
- Пойдемте прогуляемся, дорогая. Как давно мы с вами не бродили вдоль кромки моря!
- С охотой, - откликнулась я. Некоторая бодрость снова вернулась ко мне после отдыха за ужином, и я вправду хотела движения. - Надеюсь, на порцию кортиада я еще могу рассчитывать, мой бережливый и рачительный супруг?
- Вам бы только смеяться, саrissimа. Дай Бог, ваш оптимизм поможет и мне понять, как поступить!
Я и мысли не допускала, что озабоченность Александра вызвана тем, что он в принципе огорчен известием о ребенке. Отношения между нами в последнее время были такие искренние и теплые, что ни о каких подводных камнях думать не приходилось. Подсознательно я понимала: если что и может серьезно беспокоить моего мужа, так это грядущая война. Мы находились в провинции, раздираемой междоусобицами: я, пятилетние девочки, кроха Филипп и этот нерожденный, самый беззащитный ребенок у меня под сердцем…
Уже очень давно я думала о том, что Александр, если уж он сам выбрал для себя стезю мятежника, должен всерьез позаботиться о нашем переезде в Англию. Прежде такие мысли, если я их высказывала вслух, вызывали неодобрение. Теперь же ситуация так заострилась, что я сама ожидала от мужа подобного предложения. Если, конечно, его слова о желании начать все сызнова имели под собой какие-либо основания!
Однако я не хотела торопить события и, прогуливаясь с ним по песку вдоль морского берега, изображала полнейшие беспечность и легкомыслие. Никаких намеков или предложений с моей стороны - мне хотелось, чтобы он сам все предложил. Сжимая его руку, я смеялась, рассказывая о том, что беременна с начала июля, что, испугавшись поначалу, теперь очень хочу этого ребенка, что чувствую себя прекрасно и обещаю не доставлять хозяйству особых убытков своим аппетитом… Ветер играл лентами моей шляпы и светлыми локонами, я разрумянилась, глаза у меня сверкали счастьем, и поскольку Александр не сводил с меня зачарованного взгляда, убеждалась в который раз, что он влюблен, что его влечет ко мне, что он находит меня красивой и возбуждающей.
- Ах, госпожа герцогиня! - сказал он наконец. - Ваши дары так щедры - вы дарите мне не только себя, но и второго наследника!
- Может, и наследницу, Александр! Помните, мы мечтали об этом?
- Нет, на этот раз желателен наследник. Назовем его Реми Кристоф, как звали моего отца… А уж потом будет девочка, черноглазое чудо, такое, как вы!