— Это она и есть, — просто сказала Лехтэ и протянула руку, указывая немного левее. — А вон там, примерно в лиге отсюда, то самое озеро. Мы на месте, melindo.
*
И в этот момент первые лучи Тилиона коснулись беседки. Серебристый свет создавал ощущение нереальности, некой иллюзорности, бабочки будто оживали и были готовы улететь, а листья лозы чуть колыхались на ветру. Она, казалось, не принадлежала этому времени, а, может, так и было. Дерево хранило память прошлого, берегло в себе многое, но прежде всего эмоции своей создательницы. Они были разными, переплетались, как ветви лозы.
Атаринкэ молчал какое-то время — словами тяжело было выразить охватившее его чувство.
— Ты настоящий мастер, — наконец произнес он, покидать это место совершенно не хотелось, но была уже ночь.
— Знаешь, поедем сейчас к озеру, устроимся на ночлег, а завтра при свете Анара еще раз взглянем на твое творение.
Лехтэ не возражала. К тому времени, как они добрались до воды и выбрали подходящее место, Тилион уже плыл высоко в небе. Первым делом Курво расседлал и напоил коней, отправил их отдыхать. Две кобылы, всхрапнув, разбрелись по лужайке, пощипывая траву, однако далеко от своих эльдар не отходили.
Теперь можно было подумать и о себе. Расстелив покрывало на земле, Атаринкэ передал жене тушки уток, которые надлежало подготовить к запеканию, ощипать, выпотрошить, промыть. Сам же он отправился за хворостом для костра. Вернулся Искусник достаточно быстро и разжег огонь, но тут же ушел снова — необходимо было сделать запас на ночь.
Через какое-то время, когда он принес очередную охапку, его встретил будоражащий аппетит аромат жарящегося мяса. Яблоки пригодились как никогда — Лехтэ начинила ими утиные тушки.
Сев рядом с женой, Атаринкэ наконец оглядел место, где они расположились на ночь, не с практической точки зрения. Вода в озере была гладкой, практически зеркальной, и темной, почти черной. Свет луны бликами играл на поверхности, создавая невероятные картины из отражений. Справа от места их стоянки недалеко от берега цвели лилии, белые при свете Анара, сейчас они казались серебряными. И тишина. Звенящая тишина, лишь изредка нарушаемая плеском воды — то ли рыба играет, то ли зверь какой плывет вдалеке.
*
На душе было мирно и тихо, и так светло, что и сказать нельзя. Свет Исиля серебрил воду, ветер играл кронами деревьев, и во всей природе, казалось, были разлиты покой и нега. Чудилось, что если прислушаться, то можно услышать далекий-далекий звук дудочки, ее нежную, напевную песню. Игра ветра, или в самом деле далеко в усадьбе кто-то играл? А впрочем, это и не важно.
Повинуясь велению фэа, Лехтэ подобрала небольшой кусочек коры, тонкую палочку и зеленый листок. Палочкой написала на листе одно короткое слово «Спасибо», потом быстро сделала из него парус, воткнула в кораблик-кору и пустила в озеро. Куда-нибудь да приплывет. Может к тому, кому адресовано послание? А кому? Лехтэ задумалась. Прошлому, будущему, Аману, может быть даже Средиземью, почему нет? Спасибо этой воде, этим лилиям, зверям и птицам. И любви. Всем по чуть-чуть.
Скоро ужин совсем доспел, и они с Атаринкэ пересели к костру. С удовольствием, смакуя каждый кусочек утки, здесь, на берегу озера, казавшейся особенно вкусной, поели, заодно беседуя о разном и одновременно ни о чем. Просто самый обыкновенный разговор без конкретной темы, однако именно потому для Лехтэ такой желанный и такой родной.
Она откусывала маленькие кусочки и одновременно исподтишка бросала на Атаринкэ взгляды. Любовалась им, его фигурой, сейчас почти скрытой в темноте, его расслабленной позой, в которой, несмотря на видимый покой, ощущалась сила. Потом она встала, подошла к озеру, чтобы ополоснуть руки, и, посмотрев, как красиво серебрится в лучах Исиля вода, и, покоренная этой красотой, решила искупаться. Медленно разделась, на одно короткое мгновение замявшись, но потом подумала, что чужих здесь нет, и, решительно скинув с себя все, шагнула в озеро.
Вода была теплая, ласковая и манящая. Она улыбнулась, окунулась поглубже, сделала пару гребков, снова встала на ноги, и посмотрев на небо, рассмеялась так легко и чисто, как не смеялась наверно очень давно.
Лехтэ оглянулась, стоя по пояс в воде, и поискала глазами мужа. На лице ее появилось вопросительное выражение. Присоединится к купанию или нет?
*
Искусник замер, с восхищением глядя на жену. Стройная, гибкая, с великолепными темными волосами, которым Исиль дарил серебряные искорки. Он не мог видеть, но точно знал, что почти такой же свет горит в ее глазах. Почти, потому что для него он был чище Тельпериона.
Когда супруга повернулась к нему и выжидающе посмотрела, он понял, что точно не останется на берегу. Однако прежде чем присоединиться, он подготовил им удобное место для отдыха — потом, был уверен, будет не до этого. А Лехтэ, чуть проплыв на спине, вновь встала на дно и глядела, как ее любимый идет к ней.
Атаринкэ подошел почти вплотную, провел рукой по ее бедру вверх, очертил её плавные контуры и остановился на ее груди.
— Моя, — прошептал он и вовлек в поцелуй, горячий, глубокий и такой искренний.
Руки скользили по телу жены, и казалось, вода вокруг них закипает. Лехтэ ласкала его плечи, грудь, целовала и прижималась к нему, словно желая раствориться в супруге. Она вскрикнула, когда пальцы мужа под водой коснулись ее там.
— Ты моя лилия, мой лунный цветок, — горячее дыхание Атаринкэ коснулось ее шеи и уха, на котором тут же сомкнулись его губы. Лехтэ вцепилась своими пальчиками ему в плечи и, не сдерживаясь, застонала, вновь ощутив его ладонь между бедер.
Пора было выходить из воды — Курво подхватил жену на руки и, не прекращая целовать, отнес к расстеленному покрывалу, осторожно опустил и лег сам, рядом. Песок был жесткий, еще и с мелкими камешками. Представив на мгновенье, что Лехтэ ощутит все это своей спиной, он порывисто обнял жену и, перекатив, устроил на себе.
*
Больше держаться не было никаких сил. Фэар начали уже свой танец, подгоняя роар. Кровь бежала по жилам все быстрее, гулко билась в ушах, и дыхание срывалось.
Руки Лехтэ гуляли по телу любимого, лаская, распаляя, добиваясь, чтобы огни в глазах его горели ярче звезд, а дыхание превращалось в стоны. Она замерла на мгновение, потом приподнялась и снова медленно опустилась, насаживаясь… И, кажется, после этого потеряла все-таки связь с реальностью. Оба они потеряли.
С губ Атаринкэ сорвался рык, да и сама она застонала в голос. Переплетения фэар в этот раз напоминал какую-то дикую пляску, а не лиричный, степенный танец. Она с силой сжимала его плечи, оставляя, кажется, синяки и не обращая на это никакого внимания.
Все быстрее и быстрее. Громче стоны, горячей дыхание.
Мир словно сжался до одной бесконечно малой точки и вдруг взорвался, оглушая, ослепляя. Лехтэ закричала и без сил повалилась Атаринкэ на грудь.
За спиной, в озере, отчетливо плеснула рыбка.
*
Еще не раз за эту ночь раздавался такой сладкий для слуха Искусника крик Лехтэ. Они словно не могли насытиться друг другом, будто не верили, что вновь вместе, что разлука более не грозит им. Наконец, Атаринкэ укутал заснувшую жену, обнял, практически еще и закрывая собой от ночной, а точнее, уже почти утренней прохлады. Он уснул, зарывшись лицом в волосы жены, вдыхая ее запах, такой родной и любимый.
А на озере цвели лилии.
*
Нежный золотой рассвет занимался над озером. Кружевные деревья окутались золотистой дымкой, золотом плеснуло на листья и травы, золотые блики Анара отражались в воде, и даже перья лебедей, прилетевших в этот ранний час, казались чуточку золотыми.