— Вообще-то тебе, мальцу, полезно было бы послушать, что говорят умные люди… — И неожиданно закончил как бывший моряк: — Ладно, проведу сквозь рифы. Поднять паруса!
Гав только вздохнул и поплёлся за ними.
БОЛЬШИЕ УЧЁНЫЕ
Бывший моряк снова повёл их куда-то, загадочно сказав что-то о кратчайшем пути.
Этот короткий путь оказался довольно-таки длинным и крутым. Но вот перед ними опять замаячила ограда из пик — они вышли к парку с другой стороны.
Сторож открыл неприметную ржавую калиточку, притаившуюся за нагромождением каменных глыб.
— О ней мало кто знает. Она никогда не запирается, — на всякий случай предупредил он.
В нескольких шагах за калиткой начиналась — или заканчивалась? — тенистая аллея с лавровыми кустами по сторонам, подстриженными в виде шаров и конусов. Стоило поравняться с ними, как они поочерёдно взрывались врассыпную вылетающими птицами, и на лице всё время чувствовался тугой мах крыльев.
В зарослях шиповника суетились яркие малиновки — красноватые на красном — среди крупных, как мелкие райские яблочки, спелых плодов. По кипарису пробежала белка вниз головой и застыла в той же перевёрнутой позе, провожая глазами путников.
Высоченные сосны вытянули свои гривы в сторону от моря и казались однобокими. Все они — впрочем, как и другие деревья, — были пронумерованы, словно на случай побега.
Только теперь Пальчик стал замечать на замечательных деревьях парка следы умирания: сухие ветви, лишаи, грибы-паразиты и многочисленные дупла, заделанные цветным, под тон коры цементом.
Царила спокойная тишина, подчёркнутая безмятежными птичьими голосами. Но она была обманчива. На лужайках недвижно раскинулись, как падаль, жирные коты в «собачьих» ошейниках и чутко следили приоткрытым глазом за семенящими вокруг птичками.
Гав с трудом удерживался, чтобы не броситься на своих извечных врагов:
— Ишь, свежатинки захотелось. А там-то были ленивей ленивых.
— Охота — пуще неволи, — усмехнулся старикан.
Они свернули в заросшую, явно нехоженую аллейку. В коротком тупике одиноко стояла скала. На её отвесном боку так же отвесно росли, чудом тянулись ввысь настойчивые пихты, прижимаясь к нему всем своим стволом, чтоб не упасть. Старикан обогнул скалу. Здесь, в дремучей траве, виднелась ржавая крышка люка наподобие водопроводного — только с кольцом. Он, поднатужившись, сдвинул её в сторону. Открылся каменный тёмный колодец.
— Тут забытый подземный ход… Ну, ребятки, с Богом! А мне надо возвращаться, пора открывать ворота. — Тут он хитро взглянул на пса. — Так я и не спросил у тебя, где ты научился говорить по-человечески. У вас что, это принято?
— У нас — да, — важно кивнул Гав.
— Здоровья вам и долгих лет жизни, дедушка, — растроганно попрощался Пальчик.
— Тебе — тоже, хоть ты пока и малыш. Встретимся ли ещё?.. — Тоже расчувствовался старикан. Отвернулся, постоял и пошёл прочь.
— Пока, хвостатый. Держите курс по ветру, ребятки!.. Пёс заглянул в зияющий лаз:
— А может… по домам? Лучше уж держать нос по ветру, чем по такому курсу.
— Запомни, мама говорит, что я упрямый. А она знает, что говорит. — Пальчик решительно полез в колодец.
Гав трижды поплевал через левое плечо — наверняка подсмотрел у буфетчицы Оли — и шустро двинулся следом. Там из стенки торчали скобы, и пёс спускался, цепляясь за них только передними лапами, а задними — фактически стоял у Пальчика на плечах. К счастью, спуск был недолгим. Дальше, куда-то вбок, тянулся низкий тоннель, выложенный тёсаным осклизлым камнем.
Гав пошёл впереди.
— Всё равно ничего не видно. А у меня — чутьё, — не преминул он похвастаться лишний раз.
— Верхнее или нижнее? — пошутил Пальчик.
— Нижнее, — серьезно отозвался пёс. — Потому что ход ведёт вниз.
— Осторожно, ступенька, — предупредил он чуть погодя.
— Спасибо, друг.
— Пустяки, — откликнулся из темноты Гав. — Я просто боялся, что ты свалишься на меня.
— Эгоист.
— Эго… что?
— Себялюб. Тот, кто самого себя любит.
— А ты себя не любишь? За что ж ты тогда мне спасибо сказал?! А за то, что не расшибся. Кто не расшибся? — рассуждал Гав. — Ты! Значит, сам себя любишь. Ясно?
— Темно, — буркнул Пальчик.
— И без тебя вижу, то есть не вижу. Так кто из нас себялюб?
— Оба, — рассмеялся Пальчик.
— Тогда закрой пасть.
— Рот.
— Пасть — звучит внушительней!
И вот впереди, проступая как сквозь далёкое и пыльное стекло, постепенно забрезжил свет. Вскоре Пальчик уже мог различать Гава впереди. Становилось всё светлее…