– Ну вы же говорили с психиатром? – поинтересовалась домоправительница.
– Говорила – да что толку? Его вывод: компенсация. Женечка устала от одиночества, Женечка мечтала о сестренке, Женечке нужно было кому-то открыть душу и сердце. Плюс ко всему – потеря матери, и как следствие – тяжелейший стресс, а второй, когда ее отец нашел замену – меня. Но Женечке-то я второй матерью не стала. Более того, в глубине души она, чувствую, возненавидела меня и на отца затаила злобу.
– Думаешь? – озадаченно спросил Павел Константинович.
– Чего теперь таиться, лукавить и лгать самим себе? Уверена в этом. Третий стресс – авария и паралич. Все эти пустые места, лакуны, каким-то хитрым образом заняла вездесущая Лилит. Вернее, то существо, которое создала себе Женя. Подсознательно придумала во свое спасение уже давно, как объяснил психолог, и только сейчас воплотила в жизнь. – Зоя наполнила треть бокала красным вином, выпила разом, накрыла ладонью руку мужа. – Что скажете о таком психоанализе, Павел Константинович?
Но муж ответить не успел. В коридоре послышалось тихое жужжание автоматической коляски, дверь открылась, как от порыва ветра, и на пороге возникла Женечка на своем дорогом драндулете в обнимку с куклой.
– Ябедничаешь, Илона? – с ходу спросила она у горничной. – Смотри, Лилит, она – ябеда. Прибежала к маме и папе: меня обидели, заставили просить прощения. Как же это гадко, Илона! И стыдно.
Домработница как в рот воды набрала. Но Зоя не стала молчать.
– Боже, – пробормотала та. – Зачем ты так с нами?
– Как? – спросила девочка.
– Зло, – ответила мачеха.
– Я-то еще добренькая, – парировала та. – С вами пока Лилит не говорила.
– О, ну да! – воскликнула Зоя, потушила окурок и плеснула себе еще вина. – Может, нам всем перед ней извиниться? Мне, твоему отцу, Илоне еще раз, остальной прислуге, водителю и садовнику?
– Когда будет нужно – все извинитесь.
– У детей, которые плохо себя ведут, отнимают любимые игрушки, – с легкой угрозой предупредила Зоя.
– Хочешь отнять у меня Лилит? – спросила Женечка. – Папа, ты хочешь того же, отнять у меня сестру? Которую сам подарил?
Павел Константинович еще раз тяжело вздохнул и не произнес ни слова.
– Папочка, как всегда, решил промолчать, – поделилась с куклой девочка и переключилась на мачеху: – А ты попробуй, Зоя, попробуй! Только лак для ногтей тебе уже не понадобится.
– Что?
– То, что слышала, – парировала Женечка, – без пальцев останешься.
Она повернула автоматическую коляску и в обнимку с куклой поехала прочь по коридору.
– Паша? – требовательно позвала мужа Зоя. – Это переходит все границы.
Тот закрыл лицо ладонями. Илона поспешно извинилась и быстро покинула гостиную – ей хватило домашних хозяйских разборок.
– Я должен позвонить, – наконец сказал Оскомин. – Поговорю из кабинета, дорогая, хорошо? Потом расскажу.
В кабинете он первым делом открыл шкафчик, плеснул в широкий бокал виски, расположился в роскошном кожаном кресле-троне и минут пять, уставившись в пространство, цедил крепкий ароматный напиток. Потом взял телефон и нашел нужный номер.
– Алло, Савва Андронович Беспалов?
– Он самый.
– Здравствуйте, вас беспокоит Павел Константинович Оскомин, которому вы куклу две недели назад продали – рыжеволосую, зеленоглазую.
– Здравствуйте, Павел Константинович, слушаю вас.
– Вот какое дело…
Он пока и не решил, с чего начать. И виски не помогло. Наводящий вопрос задал мастер:
– Кукла понравилась вашей дочери?
– В этом все и дело – очень понравилась.
– Отлично, я рад.
Оскомин выдержал непроизвольную паузу.
– Она ей даже слишком понравилась.
– Что это значит – слишком?
– Как бы вам сказать… Между ними появилась некая связь…
– Связь?
– Да. Особая эмоциональная связь.
– Особая?
Павел Константинович усмехнулся:
– Да просто мистическая.
– Так-так, очень интересно…
– С самого первого дня, как только кукла попала в руки Женечки. Когда она схватила и прижала ее к себе. Девочка, конечно, и раньше была избалована, я потакал ей во всем, ведь ее мать умерла. А потом моя новая женитьба, авария, недуг Женечки. Я вам уже говорил об этом…