Радолф беспокойно поерзал в седле. Неужели он все же такой, как его отец? Неужели и он жаждет всепожирающей страсти, той, что сродни безумству, той, которая овладевала стариком до такой степени, что, ослепленный, он отказывался видеть реальность? Неужели и ему суждено погибнуть из-за собственной слабости?
Лицо Радолфа омрачилось. Женщины были существами, от которых следовало после использования избавляться, и уж, конечно, ни в коем случае не доверять им. К счастью, чаще всего их отпугивает одно его имя. Сам он проявлял благоразумие, отвергая настоятельные просьбы короля Вильгельма вступить в брак и обзавестись наследником для своих огромных владений. Жена могла представлять для него опасность. При мысли о том, что она поселится с ним в Кревиче, у него по спине пробегала судорога, словно от ножа.
– Милорд!
Радолф вздрогнул и осадил коня. Они достигли места, где когда-то стояли ворота, и теперь перед ними высился обугленный остов крепости. Солдаты сразу окружили своего командира; по разгоряченным лицам струился пот вперемешку с дождем, а их лошади всхрапывали и фыркали.
– Милорд, – устало произнес капитан Жервуа, – похоже, здесь никого нет.
Радолф нахмурился:
– Жена Воргена должна быть здесь, и мы ее отыщем. Кто возглавит поиски?
Сразу нашлись добровольцы для выполнения задания. Когда-то и Радолф с радостью согласился бы рискнуть жизнью ради чести, но теперь он рисковал жизнью каждый день и каждый день был готов умереть. Вот только ради чего? Придет день, и он умрет, а его легенда останется. Но было ли это благословением или проклятием?
Радолф видел, как его воины повели лошадей вниз, в ров, а затем снова вверх по склону, осторожно обыскивая пустынный двор и сгоревшие развалины замка Воргена. Куда она подевалась, эта дьяволица, из-за которой он торчал на севере, в то время как больше всего на свете хотел вернуться домой?
Может, она отправилась в Шотландию искать пристанища у коварного Малькольма? Или она снова собирает армию, чтобы прогнать Вильгельма из этих мест? Неужели эта женщина не понимает бессмысленности подобных попыток? Вильгельм покорил повстанцев и опустошил их земли, так что если люди не будут голодать в этом году, то голод настигнет их в следующем. Эта Уилфрида и впрямь дьяволица и представляет для Вильгельма реальную угрозу. Вильгельм предпочел бы, чтобы ее убили, и Радолф понимал образ его мыслей. Поначалу Вильгельм был настроен оставить кое-кого из англичан управлять поместьями, но, когда они не оправдали его доверия, он стал подчинять их с помощью силы, а не дипломатии. Да и что такое жизнь одной женщины по сравнению с миром в целом королевстве?
Радолф познакомился с Воргеном, когда норманны вторглись в Англию. Вместе они сражались при Гастингсе. Ворген, седовласый человеке лицом, изборожденным морщинами, оставленными тяжелой жизнью, был стойким воином. Радолф не сомневался, что Ворген, которого он знал, не мог один заварить такую кашу на севере и скорее всего поддался воздействию жены, убедившей его поднять мятеж против Вильгельма. Про нее говорили, что она внучка скандинавского короля Гарольда и скандинавской обольстительницы Хардраады. Хитростью и заманчивыми речами эта женщина вполне могла превратить верного Воргена в предателя. В таких, как она, сидит дьявол, и все их прелестные улыбки и сладкие поцелуи служат лишь приманкой, ведущей к погибели. Как в случае с Анной.
Насколько непохожа на них девушка из церкви! С ее бледной неземной красотой, огромными серыми глазами и мягким трепетом губ. Радолф ощутил укол стрелы сладострастия, нанесшей рану не менее реальную, чем боевое копье. В тот миг он испытал непреодолимое желание защитить ее, оградить от зла и страхов. К несчастью, вспомнив, кто он такой, она задрожала от страха перед ним, и Радолф с досадой отвернулся от нее. Неужели его имя, воплощение жестокости, всегда будет затмевать реального человека?
Радолф вспомнил историю, рассказанную незнакомкой о ее путешествии с границы и последующем бегстве от неизвестных разбойников. Он знал графа Моркара и слышал об Эдвине Ренноке; до сих пор оба демонстрировали преданность королю. Не верить девушке у него не имелось оснований, хотя подозрительность была у него в крови. И все же тут что-то не то...
Наконец он приказал своим людям возвращаться, и они тронулись в обратный путь. Лес, о котором толковала леди Лили, лежал чуть в стороне от их дороги. Если она сказала правду о схватке между ее конвоем и разбойниками, то наверняка они обнаружат какие-нибудь следы.
Прошел целый день с тех пор, как Стефан доставил Лили в шатер Радолфа. Охваченная беспокойством, она слонялась из угла в угол, предаваясь тревожным мыслям. Возможно, теперь ей ничто и не угрожало, но это относительное состояние безопасности не могло продолжаться вечно; ей необходимо бежать, и чем скорее, тем лучше. А может, она сумеет убедить Радолфа отпустить ее?
Постепенно, по мере того как сгущались сумерки, Лили стала испытывать усталость. Не имея иного занятия, она бросилась на кровать. Это была, вне всяких сомнений, кровать Радолфа. О нем ей напомнили шерстяные одеяла и шкуры животных, впитавшие запах его тела. Едва осознав это, Лили хотела немедленно вскочить, но все же заставила себя остаться на месте. «Ты не должна бояться его, – приказала она себе. – Он всего лишь мужчина, как Ворген... или Хью».
Вот только права ли она? Лили пронзила дрожь, и она задумалась, как мужчина со столь чувственными губами и умными глазами мог быть таким жестоким и страшным, каким его рисовали. Лили всегда считала, что способна читать мысли людей и правильно определять характер, благодаря чему она до сих пор оставалась жива, но Радолф представлял для нее загадку. Человек, с которым она столкнулась в Гримсуэйдской церкви, не был похож на того жестокого рыцаря, о котором вполголоса рассказывали легенды. Утверждая это, Лили могла поставить на кон все свои земли, если, конечно, еще владела ими. Он определенно воспылал к ней страстью, но, что поражало ее куда больше, она сама тоже испытывала к нему влечение. Собственные чувства вызывали у нее удивление не потому, что Радолф не мог представлять для нее интереса – такой большой мужественный мужчина не мог не быть привлекательным, – а из-за Воргена.
Между Лили и ее мужем не было любви; больше того, Лили ненавидела его. Ворген же смотрел на нее как на средство утверждения своей власти на севере. Впрочем, он и не притворялся, что любит. Лили тоже не могла любить человека, убившего ее отца и превратившего ее размеренную, спокойную жизнь в сплошной ад.
Вначале, когда они только обвенчались, Ворген неоднократно пытался осуществить их брачные отношения. Он проявлял настойчивость, а когда не мог добиться желаемого, пускал в ход кулаки, причиняя ей боль. Со временем его попытки становились все реже, но по-прежнему оставались столь же отчаянными и пугающими. Лили приписывала его мужскую немощь старости, ибо Ворген был почти ровесником ее отца. К несчастью, с каждой неудачей желание Воргена только разрасталось: он кричал на нее, обвиняя в своих неудачах, обзывая ледяной стервой и осыпая упреками, утверждая, что ее холодность лишает его мужской силы.
– Что ж, я только рада. Рада! – кричала Лили в ответ и тут же, получив зуботычину, усмехалась тому, что он не может взять у нее то, что лишь она сама вправе отдать.
И все же жестокие слова мужа ранили ее ничуть не меньше его грубых кулаков. Он так часто и с такой ненавистью повторял их ей, что Лили почти уверовала в справедливость его обвинений.
Время от времени Ворген угрожал ей соединением с другими мужчинами. Он говорил, что заставит ее силой совокупиться с кем-либо из них, ибо нуждается в наследнике, чтобы укрепить свою позицию землевладельца. Подданные смотрели на него как на иноземца, но они примут ребенка, рожденного от норманна и англичанки, и присягнут ему в верности.