Однако когда Радолф наконец появился, следом за ним в палатку вошли Жервуа и лорд Генрих. Они ели приготовленный Стефаном ужин, пили вино и обсуждали план предстоящей битвы, рассматривая достоинства и недостатки различных маневров, вспоминая для сравнения другие сражения, чтобы доказать свою правоту.
Лили отправила Стефана спать; хотя юноша предпочел бы остаться и послушать, о чем говорят мужчины, он еле держался на ногах, засыпая на ходу.
– Сперва нам нужно взять холмы на севере долины, – предложил Радолф. – Помните, как при Гастингсе Гарольд держал высоту и нам пришлось сражаться, поднимаясь вверх по склону? Тогда нам крупно повезло.
Жервуа кивнул:
– В том бою мы потеряли многих славных воинов и много отменных лошадей.
Лорд Генрих зевнул и потянулся, словно не услышал ничего интересного.
Радолф налил себе еще вина и с интересом взглянул на него:
– На тебе не было ни пятнышка. Помнится, я подумал, что грязь и кровь скатываются с тебя как с гуся вода, отказываясь марать твои новые доспехи.
Генрих поморщился:
– Надеюсь, завтра будет то же самое, Радолф. Пусть твоя жена-скандинавка пропоет нам древние руны. – Он осекся, вдруг заметив в тени неподвижный силуэт Лили, затем продолжил как ни в чем; не бывало: – Прошу прощения, миледи, но я не шучу. Если вы сможете защитить нас, я первый буду вам благодарен.
Лили вышла вперед.
– Жаль, но я не знаю ни одной древней песни, – ответила она мягко.
Некоторое время Радолф молча смотрел на нее, затем резко повернулся:
– Довольно, у меня голова больше не работает. Мы сегодня и так сделали все что могли.
Оба гостя проворно вскочили на ноги и, попрощавшись, поспешно вышли.
Когда супруги наконец остались одни, Радолф протянул Лили руку, и она без колебания опустилась к нему на колени, в тепло его объятий.
– Сколько у нас времени до твоего ухода? – пробормотала она, пряча лицо у него на шее.
– Три часа или около того.
Вздрогнув, Лили тут же попыталась подняться.
– Приляг, Радолф, тебе нужно поспать...
Радолф усмехнулся:
– Три часа – все, что у нас есть, и я не стану тратить их на сон.
– Ты все равно победишь, я знаю это.
– Знаешь? Тогда поцелуй меня.
Его чувственный рот приник к ее губам, и Лили застонала, прижимаясь к нему всем телом и обвивая руками его шею. Она не могла представить своей жизни без него!
У бедра она ощутила твердость его плоти, и, когда коснулась его, лаская рукой, Радолф застонал.
– Я хочу тебя, – прошептал он. – Я всегда хочу тебя, Лили. Иди ко мне.
Он положил ее на постель. Медленными, нежными движениями она сняла с него одежду, дополняя работу жаркими поцелуями, пока он не перехватил инициативу, поглощая ее горячим, ненасытным ртом, лишая остатков сил.
Настал его черед изучать ее тело, и, воспользовавшись ситуацией, он взялся за дело, лаская языком ее грудь и теребя соски. От невероятной неги Лили выгнула тело ему навстречу. Он склонился над ней, заслоняя свет, и, не сказав ни слова, стремительно завладел ею.
Лили вскрикнула. С каждым резким броском он проникал все глубже и глубже. Его дыхание участилось, и на лбу проступили капли пота.
Хватая ртом воздух, Лили обвила его ногами.
– Ты – моя, – тихо прошептал он. – И если я умру завтра, ты навсегда останешься моей.
В глазах Лили засверкали слезы, но Радолф продолжал совершать медленные движения, глубокие и проникновенные, ведя ее за собой; потом его темп ускорился и стал неистовее, словно он хотел сделать ее частицей себя.
– Радолф... – ахнула Лили, чувствуя приближение волны удовольствия.
Не в состоянии больше оттягивать момент экстаза, она закричала и, подхваченная яростным потоком, понеслась в водовороте немыслимых ощущений навстречу своей любви.
Долгое время они лежали в неподвижности, в то время как мир медленно обретал привычные очертания. Сытая и спокойная, Лили не могла придумать ни одной причины, которая помешала бы ей доверить Радолфу свое сердце; ее жизнь и без того принадлежала ему еще с момента их первой встречи.
Скоро, очень скоро она поведает ему о ребенке и тогда, возможно, признается, как сильно его любит.
Радолф приподнялся на локте и погладил ее, лаская ладонями груди и живот. Но чем дольше он это делал, тем больше в его мысли просачивались холодные струи сомнения. Похожую тревогу он испытал, когда наблюдал за ней днем. Перед его глазами вновь возникла сцена, когда Лили, выйдя из палатки, сложила руки на животе, словно хотела защитить его от внешних невзгод. Еще вспомнились также ее бледность и отсутствие аппетита перед отъездом из Йорка.