Бокка поднял свою полусотню в седло, успев ещё надавать древком копья по спинам неповоротливых сонных горожан, пеших гвардейцев, никак не могущих взять в толк, куда бежать. Капитан гвардии где-то затерялся, командовать было некому. Совсем неподалеку кипела схватка, сиенцы и фирентийцы продолжали яростно резать друг друга. Соваться на шум сражения было нельзя, место гвардии было у кароччо, хотя Бокка сдерживал себя с трудом. Шума и неразберихи в темноте, едва освещенной редкими кострами, было много, часто было непонятно, чьи мелькают тени между огнями - свои, или уже враги, но, тем не менее, каким-то чудом к кароччо сиенцам прорваться не удалось и вскоре бой затих. Сколько было нападавших никто не знал, говорили о целой тысяче, которую геройски отбили. Убитыми, однако, сиенцев нашлось лишь пара десятков. Фирентийцев полегло заметно больше, сотни две. Но это ещё и хорошо кончилось, поскольку казалось, что в такой сутолоке только затоптать должны были больше. Пока отбились, пока разобрались, кто где, пока командиры советовались, пока отделяли свои трупы от не своих, пока приводили лагерь в порядок, время перевалило далеко за полночь. Вскоре, однако, вновь поднялась суматоха: часовые обнаружили сиенцев готовящихся к новой атаке. Выслали дозоры, вроде бы нашли какие-то следы, но самого врага не нашлось. Побоялись, посуетились, побегали, покричали. Окончательно лагерь Фиренцы утихомирился только под утро, и перед рассветом, естественно, сиенцы напали опять. На этот раз они не очень старались и убрались едва организовалось сопротивление, оставив всего полсотни убитых фирентийцев, но и сами потеряли лишь несколько человек. Однако сна этой ночью они армию Фиренцы лишили.
Бокка тронул поводья, ведя свою полусотню на положенное место. Вокруг, в утреннем тумане и в дыму полузатухших костров, бродили усталые ополченцы, волоча по земле потяжелевшие копья, разыскивая свои потерянные ночью десятки и сотни, перекликались, переругивались, проклинали сиенцев, жаловались на скудный завтрак. Гамбезон под кольчугой промок от росы, рубаха неприятно липла к телу.
Что было решено на ночных советах у гонфалоньера Бокка не знал, Капитана гвардии он так и не видел со вчерашнего дня, но, по всей видимости, было решено атаковать: конница выдвигалась вперёд, арбалетчики на флангах конницы, за ними остальная пехота. Однако когда фирентийцы вышли на склон, оказалось, что армия Сиены уже стоит в полной готовности. На этот раз у них тоже впереди стояло несколько сот германских рыцарей и пехоты. За ними выстроились копейщики, а на севере, как и вчера, стояла тяжёлая конница. Сиенцы стояли в полной тишине, и опять где-то скрыв основную часть войска.
Командир гвардии из палатки пока не выходил. Полусотники, в его отсутствие, неуверенно построили своих людей и собрались вместе. Рядом с Боккой, конечно же, постоянно крутился Гано, но был услан следить за своим десятком.
- Дьявол разберёт, что творится, - прокомментировал Дзенато, командир второй полусотни. - Никто ничего не знает!
- После вчерашнего ещё не решили, чего именно ожидать, - философски заметил третий полусотник по имени Виорнато, которого Бокка раньше видел только мельком.
- Пока разберутся, сиенцы будут прямо у кароччо, - ухмыльнулся Дзенато. Виорнато пожал плечами. - Да и ладно. А нам-то что делать?
- Пока другой команды не было, встанем, как вчера, - решил Бокка. - Там видно будет.
- А эти? - Дзенато показал подбородком на десяток у палатки Капитана гвардии.
- Без них обойдёмся.
Бокка, подъехав к кароччо, приподнялся в стременах, вглядываясь в построение сиенцев.
- Беспокойная выдалась ночка, не так ли? - услышал он звонкий голос. - Мессер дельи Абати? Я не ошибаюсь?
Бокка обернулся. Голос принадлежал мужчине лет сорока, священнику, судя по выбритой макушке и одеяниям. Лицо его было спокойным, на губах - приветливая улыбка. Священник устроился на широких ступенях кароччо и безмятежно оглядывал Бокку.
- Ваше спокойствие, как я вижу, потревожено не было, - в том, что незнакомый священник или монах знал его имя ничего особо странного не было, к нему, как к командиру, часто обращались по имени, но тем не менее Бокке было неприятно. - Э-э?...
- Моё имя Бонуомо. Бонуомо Инфаньяти.