Разведка и в этот раз вернулась ни с чем. Глядя на весёлые лица разведчиков, Бокка подозревал, что видели и знают они больше, чем докладывают. Что и говорить - неудачное это было решение, отправлять на разведку именно его бойцов. Не получив никаких новостей, гонфалоньер Фиренцы так и не решился двинуть своё войско в бой. К концу первого часа сиенцы, не дождавшись атаки, стали изображать вылазки, явно провоцируя фирентийцев. Гонфалоньер и тут не поддался, думая, что на сегодня этим и ограничится. В поле сиенцев стояло гораздо меньше; весьма возможно, что они, рассчитывая только на оборону, могли этими силами лишь связать противника боем до введения резервов, для удара по смешавшемуся строю или во фланг. А вот нападение таким числом самоубийственно. В начале третьего часа, так ни на что не решившись, он дал команду на отход.
Развернуть и увести с холма тридцатипятитысячную массу народа одномоментно совершенно невозможно. Поэтому войско уходило по частям. Командиры отрядов сестьер послали гонцов, сотники уже проорали команды, и десятки, начиная с передовых, один за другим потянулись внутрь строя. Лиц с такого расстояния было особо не разобрать, но Бокка и так знал, что на лицах - смесь усталости, разочарования, и облегчения. Именно то, что испытывал он сам. Облегчение - от того, что не сегодня. Что бы ни случилось - не сегодня. Умереть ли, предать, потерять друга или любимую - не сегодня. Разочарование, как ни странно, от того же: ничего не случилось, а значит - и не кончилось. И всё длится и длится, разъедая душу, этот кошмар, в котором он не знает, что делать. Почему он вообще должен выбирать? Как так получилось, что он в такой ситуации? Он как марионетка в руках двух поссорившихся кукольников. Они тянут её каждый к себе, разрывая на части, отрывая руки, ноги, голову, даже не замечая этого; и даже в голову им не приходит спросить у куклы: а чего хочет она сама?
Начало движения сиенской конницы, разгоняющейся вслед уходящим фирентийским отрядам, он увидел сразу, но далеко не сразу понял, что происходит. Сегодня сражения уже не должно было быть: войско одного из противников покидало место будущей битвы, и все правила войны диктовали второму комбатанту поступить так же и либо вывести армию на поле завтра, либо прислать переговорщиков. Конная лава всё набирала ход, вот уже опустились копья, выцеливая спины жертв, а Бокка всё не верил, что сейчас случится то самое неизбежное, после чего уже ничего нельзя будет вернуть назад. Даже когда стало очевидно, что перешедшую в бешеный галоп слитную конную массу уже нельзя ни остановить, ни отвернуть, фирентийские отряды продолжали неторопливо уходить вверх по склону. И лишь когда до столкновения остались считанные удары взволнованного сердца, растерянные фирентийцы попытались выставить копья и щиты... Поздно. До самого кароччо донёсся жуткий глухой удар сотен копий, проламывающих щиты и доспехи и входящих в человеческую плоть, и тут же понёсся по полю крик. Кричали умирающие, нанизанные на лезвия, кричали ещё живые, но смертельно перепуганные видом грозного врага и близкой смерти, кричали и торжествующие враги; с лязгом встретились мечи, кони били в людей нагрудниками и давили падавших копытами, и все звуки слились в один рёв разгоревшейся битвы.
Кричали и наверху. Тут, на вершине, кричали те, кому пока не грозила немедленная гибель, но зрелище творящегося у подножия холма ада не могло оставить равнодушным никого.
Звонкий голос с кароччо несколько привёл в командиров в чувство. Завыли трубы, заглушая звуки боя. Отец Инфаньяти начал литургию, призывая помощь Господа верным сынам церкви, и обещая проклятия и вечные муки Его врагам и врагам Фиренцы.
Внизу была уже не битва - избиение. Конница Сиены смешала строй фирентийцев, безнаказанно вырезая передние ряды, в то время когда задние ничем не могли тем помочь, и уже разогналась для удара пешая рать гибеллинов. Несколько мгновений - и ещё один удар. В тело фирентийского войска первыми врубились тирренцы. Всего несколько сот, но сборная армия гвельфов ощутимо дрогнула, даже задние ряды подались, выгибаясь. Было ясно, что ещё немного и фирентийцы просто побегут, побросав оружие, несмотря на численный перевес. Бокка оглянулся, выискивая взглядом командиров. Сейчас надо непременно спешить туда, где кипит бой, где решается, будут ли фирентийцы биться или покажут врагу беззащитную спину. Надо показать ополченцам, что командиры тут, с ними, ведут в бой, армия стоит, надо только напрячься и постоять ещё немного - и враг будет разбит. Даже кондотьерам для стойкости перед лицом врага нужна вера в победу, что же говорить о еле обученных горожанах? Их надо воодушевлять постоянно. Но командиры не спешили в гущу битвы, столпившись вокруг гонфалоньера, что-то горячо обсуждая. Гонфалоньер, с пунцовым от бешенства лицом, орал на помощников и подчинённых, показывая куда-то руками. Бокка порадовался, что ему в той толпе не место. Не хотел бы он там оказаться в сей час.