- Чудной был разговор, и что странно: никто не повышал голоса. Я не обзывала его мерзавцем, и он не кричал, что терпеть меня больше не может, потому что я старуха и зануда.
- Да такое подумать нельзя! – выпалил Мики преданно.
- Нет, он сказал, что я самая лучшая на свете мать и жена, и у него нет слов, как ему жаль, что все так вышло. Говорит, у него просто сердце разрывается. А бумаги – это документы, в которых сказано, что магазин принадлежит мне, и тысяча фунтов в строительной фирме тоже моя, и там же указан адрес нотариуса, который может связаться с ним и передать письма.
- И куда он решил уехать?
- В Англию, куда же еще.
- А как он прокормит себя и эту потаскуху?
- Эйлин? Что ты, она не потаскуха. А за Билли не беспокойся, он и на Марсе себя прокормит.
Мики не мог вымолвить ни слова.
- Но больше всего он переживал за отца – за вашего отца.
- Он бедняге отцу времени-то почти не уделял.
- Все равно, он считал, что нехорошо взваливать заботы о нем только на мои плечи – тем более, он мне не родной отец. Я сказала, что за папу тревожиться не стоит, не такие уж это заботы, я только хочу знать, почему он бросает меня, свою жену и друга – мы ведь вместе столько лет, четырнадцать лет женаты, и еще год перед свадьбой сходили с ума друг по другу. И вот тогда он объяснил, что, видите ли, влюбился.
- И как ты поступила?
- А как я могла поступить? Он уже все решил. Составил список того, что мне надо сделать. В одном из конвертов отложены деньги на курсы вождения. Я должна найти того, кто давал уроки миссис Кейзи: тот, кто ее научил, научит хоть самого черта. Оставил мне фургон. Я должна взять на работу Барта Кеннеди за хорошую зарплату. Мне следует решить, стоит ли ему писать письма детям, и если да - о чем сообщать. Он считает, что лучше сказать им, будто папа уехал ненадолго, а потом они привыкнут.
Мэри встала и взяла другую бутылку крепкого темного пива.
- Он еще не закончил паковать вещи, и когда я увидела его лучшие рубашки смятые в чемодане как попало, у меня просто сердце сжалось. И ботинки забыл, ни одной пары не взял. Я предложила ему попрощаться с отцом – последние дня два он в ясном уме, все понимает – но нет, он не пошел. Сказал, что, может, ни его, ни нас всех, никогда уже не увидит. Вот тут я испугалась не на шутку. Я-то знаю, если он что решил - мнения не переменит. Думаю: пусть уйдет без крика, без упреков и слез.
- То есть, он у тебя на глазах просто так взял и вышел…
- Нет, я ушла погулять, чтобы он спокойно собрал вещи. Я сказала, что письмо теперь писать не нужно, он и так все объяснил, а я выйду, соберу еще цветов, сделаю покупки и вернусь через час-другой, после того, как он уедет. А страховые документы пусть оставит на видном месте и напишет адрес нотариуса, который может с ним связаться, если случится что-то непредвиденное. Он испытал такое облегчение: надо было видеть его лицо. Понимаешь, он очень боялся скандала. Сказал, что, наверное, я и сама буду рада переменам. А я ответила: не надейся, буду скучать по тебе каждый день, и дети тоже, и отец, когда будет в себе. Пусть не думает, что делает нам какое-то одолжение - не дождется от меня такого утешения. Я ушла и прокралась обратно через черный вход. Он упаковал чемоданы, оставил бумаги на столе, потом его фифа подъехала на машине, они погрузили туда коробки и чемоданы, поцеловались прямо у нас на пороге и уехали.
Войдя в дом, я увидела бумаги, разложенные аккуратными стопками на столе, и листок, на котором было написано: «Большое спасибо тебе, Мэри. Всего наилучшего. Билли». Ну вот, теперь ты все знаешь.
- Какой же он бездушный мерзавец, величайший, самовлюбленный…
- Ты этим его не вернешь.
- Нет, верну, заставлю вернуться. Он не бросит тебя, вот увидишь, я придумаю что-нибудь.
- Зачем, если он не хочет?.. Может, поешь теперь картошки с рыбой? А то засохнут.
Всю ночь он не мог сомкнуть глаз и лишь к рассвету задремал, но совсем ненадолго: рано утром в комнату пробрались близнецы, а с ними Грета с чашкой чая в руках. Это называлось «принести чай в постель» - что являлось, на самом деле, не более чем предлогом его разбудить: почти весь чай проливался в блюдце и на лестницу. На предстоящий день у них была уйма планов. Они спустятся и подождут, пока Мики покормит дедушку и переоденет его – дети считали это чем-то естественным, как, например, восход солнца по утрам или необходимость мыть руки перед едой. Им не терпелось показать ему новую игру в магазине Брофи. Автомат огромный, вроде «Космических Завоевателей», одна игра стоит двадцать пенсов, они смогут сыграть только три раза, если, конечно, дядя Мики не захочет сыграть еще раз. И мама предложила устроить после полудня пикник, потому что папа ненадолго уехал в Дублин, а значит, по дому дел нету, ведь никто не придет оформлять страховку и никому не надо готовить чай. Так что вставай скорей, а то проспишь самое интересное.