Выбрать главу

Он встревожился. В ее голосе звучало осуждение, будто бедняжка Фил что-то украла и ее поймали с поличным. Что стряслось? Медсестра заметила, что она подолгу не выходит из туалета, и спросила, нет ли у нее запоров или поноса. Фил ответила, что все в порядке, но в туалете по-прежнему проводила много времени, и медсестра решила подслушать за дверью. Том ощутил, как колотится его сердце: что такое ужасное ему сообщат?

Так она и думала. Тошнит. В день раза два или три.

- Почему? – вскричал Том, не понимая, чем возмущена медсестра. Почему об этом ему не сказал врач?

- Она сама у себя вызывает рвоту, - объяснила медсестра. – Ест шоколад, пирожные, печенья, бананы, хлеб с маслом. Там столько пустых пакетов и коробок, вы бы видели. А потом – два пальца в рот.

- Но с какой такой стати?

- Это называется «булимия». Вроде анорексии– знаете, такая болезнь, когда человек способен заморить себя голодом. Напиваются, объедаются, а потом вызывают у себя рвоту, чтобы очистить желудок.

- И Фил так делает?

- Да, уже давно.

- И от этого аппендицит?

- Нет, вовсе нет, аппендицит тут вообще не при чем. Но в каком-то смысле, наверное, вам повезло: теперь, по крайней мере, вы знаете, и родные узнают, и все помогут ей справиться с заболеванием.

- А нельзя просто запретить? Разве нельзя объяснить… это так гадко, так глупо.

- Что вы, это бесполезно. Вам в лечебнице так и скажут.

- В какой лечебнице?

- В психиатрической. Понимаете, это нервное заболевание, совсем не наш профиль.

Медсестра выразилась не очень точно: отчасти все-таки это был их профиль, потому что Фил перевели в психиатрическое отделение той же самой больницы, и, помимо курса психотерапии и занятий в группах, лечение назначили в том числе и лекарственное. Поначалу она испытала огромное облегчение, узнав, что многие поступают так же. Она думала, что больше никто в целом мире этого не делает, и у нее словно гора с плеч свалилась. Она не ощущала вины из-за того, что вызывала у себя рвоту. Она говорила, что это проще простого: надо знать, куда нажать пальцем в горле – и это происходит само собой. Но за то, что объедалась, ей было очень стыдно. И особенно за то, что ела в туалете. А почему так поступала, она объяснить вовсе не могла. Врачи сказали Тому, что рецидивы, несомненно, будут случаться еще не раз, пройдет какое-то время, прежде чем она вылечится, вернется в реальный мир и примет себя такой, какая она есть. В подобных ситуациях решающее значение имеет поддержка семьи. Если Фил увидит, как родные ей дорожат, ее самооценка повысится. Семья - да, конечно. Но Боже мой, семья Фицджеральдов. И в такое время.

Бедняжка Фил заболела некстати, мрачно подумал Том, – более неудачного момента и придумать нельзя. Газеты как раз трубили о налете на почтовое отделение в Корке, и все знали об их родственнике Тедди Фицджеральде, который когда-то у них работал, и которому вынесли обвинительный приговор. Это был тяжкий крест. И его усугубила неверность Доминика, очень подходящего юноши, супруга Анны, старшей дочери. О том, что он ей изменяет, слухи ходили давно; потом появился ребенок, и Доминик весьма неохотно признал себя отцом - несмотря на то, что родила его отнюдь не жена, а одна цыганка, жившая по соседству - по мнению миссис Фицджеральд, хуже бродячих цыган могут быть только оседлые, и большего позора не случалось во всей Ирландии. К этому прибавлялись еще кое-какие мелкие неприятности, которые усиливали царившее в семействе чувство тревоги. Не хватало только известий о том, что их родная дочь и сестра проходит курс психотерапии и нуждается в поддержке.

Миссис Фицджеральд высказалась предельно ясно: о Фил разговоров не будет, и точка. Фил сделали операцию, она поправляется, гостит у друзей, скоро вернется. Пока что они наймут новую секретаршу. Миссис Фицджеральд раз в месяц будет навещать ее в больнице - если это, как говорят, необходимо; Том будет навещать, когда сможет, и хватит об этом. Никаких возражений, у них и так довольно проблем. А если все узнают, что она лежала в психушке, как Фил найдет себе мужа? Тут даже спорить не о чем.

Том был уверен, что, говоря о поддержке семьи, врачи вовсе не имели ввиду, что надо скрытничать, внушая Фил еще большее чувство стыда. Он был убежден, что мамины посещения раз в месяц были для сестры худшим из лекарств: никто ничего ведать не ведает, уверяла она, всем благополучно пустили пыль в глаза, наплели с три короба – а Фил оцепенело слушала и просила прощения за то, что причинила столько беспокойства. Иногда мама неловко брала дочь за руку.