– Вот это я понимаю, – произносит он, оборачиваясь, чтобы посмотреть на нее.
Но тут же поворачивается обратно:
– Слишком старая.
Скотт пожимает плечами:
– После Гретхен я зарекся иметь дело с женщинами старше тридцати.
Я приподнимаю брови и удивленно смотрю на своего тридцатиоднолетнего партнера.
– А что такого? – спрашивает он, поднимая руки в знак капитуляции. – Мы живем всего один раз, и я не становлюсь моложе. Не все из нас могут оставаться двадцатилетними, знаешь ли.
Он залпом допивает свой напиток и жестом просит у бармена еще.
– Да, кстати, Карен на днях прислала мне что-то вроде официального приглашения. Вот она заморочилась, да?
Я закатываю глаза.
– С чего вдруг она вообще рассылает приглашения? Это же день рождения, а не свадьба, – ворчу я.
Он смеется, а я проглатываю остаток своего напитка.
– Твоя жена счастлива, только когда тратит твои деньги на какие-нибудь умопомрачительные мероприятия, да?
Я киваю.
– Скажем так, судя по моему пустому кошельку, в последнее время она должна быть чертовски счастлива.
– Вы двое – самая функциональная дисфункциональная пара из всех, кого я знаю, – говорит он.
С такой логикой не поспоришь. Я замечаю, что в бар зашли несколько женщин.
– Как насчет вон тех? – указываю я на них подбородком.
– Что у тебя за любовь к брюнеткам? – спрашивает он. – Если мне не изменяет память, жена у тебя блондинка. Ты женился на Барби, черт возьми!
Я пожимаю плечами:
– Не знаю. Наверное, я всегда питал к ним слабость.
Когда бармен ставит перед нами очередную порцию напитков, с барной стойки слетает какая-то бумажка. Скотт наклоняется и поднимает ее. Минуту он разглядывает ее, и его лицо расплывается в улыбке.
– Да-а‐а, – протягивает он, указывая на бумажку. – Вот она. Вот эта женщина будет извиваться подо мной сегодня вечером. Погляди-ка, она даже брюнетка!
Он тычет флайером мне в лицо.
Я беру его в руки и смотрю на фотографию. В ту же секунду мое сердце подпрыгивает куда-то к горлу, а мозг пытается воспринять то, что я вижу. Воспоминания о втором курсе в Университете Северной Каролины затуманивают мое сознание. Барный стул внезапно перестает быть устойчивой опорой, и я хватаюсь за стойку, чтобы сохранить равновесие.
Это не может быть она.
Я просматриваю флайер в поисках имени – вот оно. Имя, которое преследовало меня столько лет. Я снова смотрю на фотографию. Ее лицо. Ее улыбка. Ее незабываемые глаза. Это она. Единственная женщина, которую я любил. Женщина, которая разбила мне сердце.
Бэйлор Митчелл.
– Черт, – еле слышно бормочу я, прикрывая глаза и сминая бумажку в руке.
– Чувак, не порти фотографию! – говорит Скотт, вырывая флайер у меня из рук. – Если я не смогу заполучить девушку, то хоть на фотку подрочу.
Он разглаживает флайер на барной стойке.
– Только не ее, – говорю я, забирая флайер, чтобы внимательнее его рассмотреть.
На нем написано, что она выступает в отеле.
Сегодня вечером.
Я быстро оглядываю бар, как будто она может быть здесь в эту самую секунду.
Чуть позже у нее будет здесь презентация книги. Она писательница. Я помню, что она изучала в университете журналистику, пока не бросила учебу. Пока не бросила меня. Но писательница… круто! К тому же, по всей вероятности, довольно известная.
– Какого черта, приятель? – Скотт заявляет свои права на флайер. – Дай сюда!
Я отмахиваюсь от него. Не могу отвести взгляда от ее глаз. Они точно такие же, какими я их запомнил. Светло-карие, с синими и зелеными крапинками. Клянусь, что ее глаза меняли цвет в зависимости от того, что на ней было надето. На этой фотографии она в голубом, и ее глаза кажутся зеленовато-голубыми. Она выглядит счастливой.
Как она может быть такой счастливой после того, как она со мной поступила? Интересно, она вышла замуж за того говнюка Криса? Если и вышла, то не взяла его фамилию.
– Чувак! – восклицает Скотт.
Я смотрю на него: он поднимает руки ладонями вверх, молчаливо вопрошая, что происходит.
– Я ее знаю, Скотт, – говорю я.
Я закрываю глаза и качаю головой, пытаясь прогнать воспоминания о том злосчастном дне.
– Она разбила мое чертово сердце.
Он недоверчиво смотрит на фотографию. Указывает на ее лицо.
– Вот эта девушка? – переспрашивает он. – Я думал, у тебя нет сердца, Гэвин. Ты же сам всегда так говоришь. Ты говоришь, что поэтому вы с Карен так хорошо друг другу подходите.
– Когда-то было, – говорю я. – Очень давно, пока… – хотя прошло уже столько времени, мне трудно даже произнести ее имя, – пока Бэйлор не разбила его вдребезги и оно не стало совершенно бесполезным.