— Да, это музыкальный центр, — ответил Джаджа. Он не стал говорить, что мы никогда его не включали и что нам это даже не приходило в голову. Единственным развлечением был новостной канал, который выбирал папа во время семейного отдыха.
Амака подошла к комоду и выдвинула ящик с дисками. К ней присоединился Обиора.
— Не удивительно, что вы не включаете его, здесь все такое неинтересное! — резюмировала она.
— По-моему, ты ошибаешься, — возразил Обиора, просматривая диски и поправляя съезжающие на нос очки. Он выбрал запись ирландского церковного хора «Придите, верующие». Казалось, Обиора был очарован музыкальным центром и, пока играла песня, не отрывал от него взгляда, будто старался постичь все секреты, таящиеся в хромированных недрах.
В комнату забежал Чима:
— Мамуля, тут классный туалет! С огромным-преогромным зеркалом и кремами в стеклянных бутылочках.
— Надеюсь, ты ничего не сломал? — насторожилась тетя.
— Не, я аккуратно, ты чего, — отмахнулся он. — А можно мы включим телевизор?
— Нельзя. Скоро придет дядя Юджин, и мы сядем обедать.
Вошла Сиси, окутанная ароматами приправ, и сказала, что прибыл igwe и что папа хочет, чтобы мы спустились и поздоровались с ним. Мама поднялась, расправила платье, ожидая, пока тетушка Ифеома не выйдет вперед.
— Я думала, igwe сегодня принимает гостей в своем дворце. Не знала, что он сам куда-то ходит, — высказывала удивление Амака, пока мы спускались. — Наверное, он пришел потому, что твой отец — действительно большой человек.
Мне хотелось, чтобы она сказала «дядюшка Юджин» вместо «твой отец». Амака даже не смотрела на меня, когда говорила, а когда я глядела на нее, у меня появлялось ощущение, будто драгоценный песок сочится сквозь мои пальцы, а я не могу его удержать.
Дворец igwe располагался всего в нескольких минутах ходьбы от нашего дома. Мы были там пару лет назад, но только один раз. Папа сказал, что хоть igwe и принял христианство, он по-прежнему позволяет родственникам приносить жертвы языческим богам в своем доме.
Мама поприветствовала igwe традиционно, как и полагалось женщине: низко склонившись, подставила свою спину, по которой он похлопал веером из мягких бежевых хвостов животных. Позже папа сказал маме, что это было грешно. Человеку не должно склоняться перед другим человеком, и поклоны igwe — пережиток безбожной традиции. Поэтому, когда спустя несколько дней мы поехали в Оку на встречу с епископом, я не стала опускаться на колени, чтобы поцеловать его кольцо. Я хотела, чтобы папа гордился мной. Но папа оттаскал меня за ухо в машине и сказал, что я не имела права так ошибаться: епископ был Божьим человеком, a igwe — всего лишь мирским правителем.
— Здравствуйте, господин, ппо, — сказала я igwe, склонившись. Торчащие из его носа волоски задрожали, когда он улыбнулся мне.
— Kedu[66], дочка?
Одна из маленьких гостиных была освобождена специально для него, его жены и четырех помощников, один из которых обмахивал igwe золоченым веером, хотя в доме и работал кондиционер. Второй помощник махал веером над его женой, женщиной с желтой кожей и несколькими рядами золотых украшений вокруг шеи: золотыми подвесками, бусинами и кораллами. Шарф, завязанный вокруг ее головы, образовывал спереди высокую объемную складку, как раскрытый лист банана. Мне подумалось, что человеку, который сидел за ней в церкви, приходилось вставать, чтобы увидеть алтарь.
Я видела, как тетушка Ифеома опустилась перед королем на одно колено и сказала: «igwe!» особенным, торжественным тоном, которым полагалось приветствовать такое высокое лицо, и как он похлопал ее по спине. Золотистые пайетки на его тунике сверкали в лучах послеобеденного солнца. Амака низко поклонилась ему, мама, Джаджа и Обиора пожали королю руку, уважительно взяв ее в обе ладони. Я еще немного постояла в дверях, показывая папе, что я не подходила к igwe близко, чтобы поклониться ему.
Когда мы вернулись наверх, мама с тетушкой Ифеомой ушли в мамину комнату, а Чима и Обиора растянулись на ковре и стали играть в карты, которые Обиора достал из кармана. Амака захотела посмотреть книгу, о которой ей рассказывал Джаджа, и они пошли в его комнату. Я же села на диван и стала смотреть, как играют мои кузены. Игра была мне не понятна, как и то, почему время от времени один из них кричал «осел!» и оба они заливались смехом. Музыкальный центр закончил воспроизводить диск. Я встала и пошла по коридору, который вел в мамину комнату. Сначала я хотела войти и посидеть там вместе с мамой и тетушкой Ифеомой, но вместо этого замерла перед дверью. Мама шептала, и я с трудом различала слова.