— Ты рассказал тетушке Ифеоме о своем пальце? — спросила я. Вопрос вырвался у меня сам собой. Только когда я оказывалась наедине с Джаджа, мой язык развязывался и я начинала говорить.
— Она спросила, я ответил, — он стучал ногой по полу веранды, отбивая энергичный ритм.
Я посмотрела на свои руки, на короткие ногти. Когда я была маленькой, папа обрезал их мне до самого основания. Пока он мне их стриг, я сидела на его коленках, и его щека мягко касалась моей. Потом я выросла и стала стричь их сама, но тоже всегда очень коротко.
Неужели Джаджа забыл, что мы ничего не должны рассказывать? Раньше он всегда отвечал, что с пальцем «что-то» случилось дома. Брат не лгал, а люди представляли себе несчастный случай, например, с тяжелой дверью. Мне хотелось спросить, почему он решил рассказать тетушке Ифеоме, но я знала, что он и сам не знает ответа на этот вопрос.
— Пойду протру тетину машину, — вдруг сказал Джаджа, поднимаясь на ноги. — Жаль, что нет воды и я не могу ее вымыть. Она такая грязная.
Я смотрела, как он входит в квартиру. Джаджа никогда не мыл машину дома. Мне показалось, что его плечи стали шире, и я стала думать о том, возможно ли, чтобы плечи подростка раздались вширь в течение недели. Легкий ветер разносил вокруг запах пыли и листьев, которые обрезал Джаджа. Из кухни пахло специями, которые Амака использовала в своем ofe nsala. И только в этот момент я поняла, что Джаджа отбивал ритм одной из песен на игбо, которую тетушка Ифеома пела во время вечерней молитвы.
Когда доктор Ндуома ушел, я все еще сидела на террасе и читала. Он разговаривал и смеялся, рассказывая провожавшей его до машины тетушке Ифеоме о том, как сильно его искушает приглашение остаться на ужин и махнуть рукой на всех пациентов, которые ждут его в клинике.
— Этот суп пахнет так, что ясно — Амака всю душу в него вложила, — говорил доктор.
Тетушка Ифеома вернулась на террасу, глядя, как он выезжает со двора.
— Спасибо, nna m, — крикнула она Джаджа, который вытирал ее микроавтобус, припаркованный прямо напротив квартиры. Я никогда не слышала, чтобы она называла Джаджа «nna m», «отец мой». Так она обращалась только к своим сыновьям.
Джаджа подошел к террасе:
— Не за что, тетушка, — и он с гордостью расправил плечи. — Что сказал доктор?
— Он хочет провести небольшое обследование. Завтра утром я отвезу вашего дедушку Ннукву в медицинский центр.
Утром тетушка Ифеома поступила, как и собиралась, но быстро вернулась с обиженно поджатыми губами. Лаборатория тоже бастовала, поэтому анализы не взяли. Некоторое время тетя смотрела перед собой, потом сказала, что ей придется найти частную лабораторию. И уже гораздо тише добавила, что из-за безбожных расценок в частных лабораториях простой анализ на брюшной тиф стоит больше, чем лекарство от него. Придется ей спросить у доктора Ндуомы, насколько эти анализы необходимы. В университетской лаборатории с нее не взяли бы и кобо. В конце концов, в ее должности преподавателя есть свои плюсы. Она оставила дедушку дома и пошла в аптеку за лекарством, которое ему выписал доктор. Лоб тети прорезали морщины.
В тот вечер дедушка Ннукву чувствовал себя хорошо и даже встал, чтобы поужинать с нами. Тени на лице тетушки Ифеомы чуть отступили. На ужин были остатки ofe nsala и garri, который Обиора взбил до воздушной пенки.
— Нельзя есть garri на ночь, — сказала Амака, но она не хмурилась, как обычно, а улыбалась, показывая щербинку между зубами. Казалось, эта улыбка была с ней всегда, когда рядом сидел дедушка Ннукву. — Желудок с ним не справляется.
— А что же ваши отцы ели на ночь в свое время, gbo? — рассмеялся дедушка Ннукву. — Они ели простую маниоку. А garri — это уже для молодежи, у него даже вкуса маниоки нет.
— Но тебе надо съесть все, что у тебя на тарелке, nna anyi, — тетушка Ифеома протянула руку и отщипнула крохотный кусочек от garri дедушки Ннукву, проделала пальцем в нем небольшое углубление, поместила туда таблетку и скатала в шарик, который затем положила обратно на тарелку. То же самое она проделала с четырьмя другими таблетками.
— Иначе он не станет их принимать, — пояснила она по-английски. — Говорит, что таблетки горькие. Попробовали бы вы орехи колы, которые он с удовольствием жует. Они на вкус как рвота.
Кузены рассмеялись.
— Мораль, как и чувство вкуса, относительна, — сказал Обиора.
— А? Что это вы там обо мне говорите, gbo? — спросил дедушка Ннукву.