Джаджа обнял ее и повел на кухню. Она освободилась от его объятий, словно доказывая, что не нуждается в поддержке, но шла рядом с ним. Я смотрела на них, жалея, что не я сделала то, что сделал Джаджа.
— Кто-то только что поставил машину напротив нашей квартиры, — сказал Обиора. Он снял очки, из-за того что плакал, но теперь надел их снова. Именно в этот момент он выглянул во двор.
— Кто это? — устало спросила тетушка Ифеома. Ей явно не было никакого дела до гостей.
— Дядя Юджин.
Я замерла на месте. Кожа на моих руках словно стала одним целым с плетеными подлокотниками кресла. Смерть дедушки Ннукву затмила все, отодвинула все остальное, включая лицо папы, на дальний план. Но теперь это лицо снова ожило. Оно показалось в дверях квартиры и смотрело на Обиору, только эти кустистые брови теперь не казались знакомыми, как и странный оттенок кожи. Наверное, если бы Обиора не сказал, «дядя Юджин», я бы не узнала в этом высоком незнакомце в ладно сшитой белой тунике своего отца.
— Добрый день, папа, — машинально поздоровалась я.
— Камбили, как ты? Где Джаджа?
Джаджа вышел из кухни и остановился.
— Добрый день, папа, — наконец произнес он.
— Юджин, я же просила тебя не приезжать, — уронила тетушка Ифеома тем же усталым голосом человека, которому уже ни до чего нет дела. — Я сказала, что привезу их домой завтра.
— Я не мог позволить им остаться здесь еще на день, — произнес папа, оглядывая гостиную, затем коридор, как будто ждал, что в облаке языческого дыма внезапно появится дедушка Ннукву.
Обиора взял Чиму за руку и вывел на террасу.
— Юджин, наш отец уснул навсегда, — сказала тетушка Ифеома.
Папа некоторое время молча смотрел на тетушку, и от удивления его узкие глаза, которые так легко покрывались красной сеткой, стали шире.
— Когда?
— Утром. Его увезли в морг всего пару часов назад.
Папа сел и медленно опустил голову на руки. Неужели он плакал? И если он плакал, может, мне тоже можно поплакать тогда? Но когда отец поднял голову, я увидела его сухие глаза.
— Ты вызвала священника, чтобы его соборовали? — спросил он.
Тетушка Ифеома не обратила на эти слова никакого внимания. Она сидела и смотрела на свои сложенные на коленях руки.
— Ифеома, ты звала священника? — повторил вопрос папа.
— Это все, что ты можешь мне сказать, а, Юджин? Тебе что, больше нечего сказать, gbo? Наш отец умер! У тебя что, в голове помутилось? Ты поможешь в погребении нашего отца?
— Я не стану принимать участия в языческом ритуале, но мы можем все обсудить с приходским священником и устроить ему католические похороны.
И тогда тетушка Ифеома встала и начала кричать. У нее срывался голос:
— Да я скорее продам могилу мужа, чем устрою нашему отцу католические похороны! Ты меня слышишь? Я сказала, что прежде продам могилу Ифедиоры! Наш отец был католиком? Я тебя спрашиваю, Юджин, он был католиком? Uchu gba gi![113] — и тетушка Ифеома щелкнула перед папой пальцами: она проклинала его. Слезы текли по ее щекам, она всхлипывала. Постояв так, она развернулась и ушла в спальню.
— Камбили, Джаджа, идем, — сказал папа, вставая. Говоря это, он крепко обнял нас и поцеловал в макушки. — Соберите вещи.
Из сумки я почти ничего не доставала. Я стояла в спальне и смотрела на окно с недостающими планками в жалюзи и дырявой москитной сеткой, думая, что могло бы произойти, если бы я разорвала сетку и убежала.
— Nne, — тетушка Ифеома подошла очень тихо и погладила меня по голове. Она протягивала мне аккуратно сложенное расписание.
— Скажите отцу Амади, что я уехала… что мы уехали, и попрощайтесь за нас, — попросила я, отворачиваясь. Тетя вытерла слезы с лица, и стала выглядеть совсем как прежде: бесстрашной.
— Хорошо, — сказала она.
Тетя взяла меня за руку, и так мы дошли до входной двери. За ней ветра хаматтана терзали палисадник, стегая растения в круглом садике, склоняя к земле деревья и покрывая припаркованные неподалеку машины новым слоем пыли. Обиора принес наши сумки к «Мерседесу» с открытым багажником, возле которого стоял Кевин. Чима заплакал, я знала, что он очень привязался к Джаджа.
— Чима, о zugo. Ты скоро увидишься с Джаджа. Они снова приедут, — повторяла тетушка Ифеома, прижимая мальчика к себе. Папа никак не подтвердил сказанное. Вместо этого он приобнял Чиму и сунул в руку тети несколько купюр найра, чтобы та купила ему подарок.