— О том, кто станет править университетом, — пояснил Обиора. — Университет превращается в государство в миниатюре.
Оказывается, все это время он сидел на полу и читал. Я раньше никогда не слышала, чтобы кто-нибудь использовал слово «миниатюра».
— Они велят маме заткнуться, — Амака начала сердиться. — Заткнись, или будешь fiam[129] уволена, — и она щелкнула пальцами, показывая, как быстро это может произойти.
— Если ее уволят, мы поедем в Америку, — улыбнулся Обиора.
— Mechie onu, — рявкнула Амака. — Заткнись.
— В Америку? — я переводила взгляд с Амаки на Обиору.
— Тетя Филиппа зовет маму к себе. Там, по крайней мере, людям платят вовремя, — горько бросила Амака, словно кого-то обвиняя.
— Уважение, достойный доход и никакой политики. Куда как лучше для мамы! — Обиора сопровождал каждое слово кивком, соглашаясь с собой на тот случай, если он останется в меньшинстве.
— Мама что, сказала тебе, что собирается уехать, gbo? — Амака быстро-быстро постукивала по стулу пальцами.
— Ей тут мешают во всем. Даже делать карьеру! — Обиора чуть повысил голос. — Она уже несколько лет назад должна была стать старшим преподавателем.
— Тетя сама это сказала? — глупо спросила я, понимая еще меньше, чем в начале разговора. Его предмет приводил меня в ужас — я не могла представить себе жизни без тетушки и ее семьи, без Нсукки.
Мне никто не ответил. Кузены молча жгли друг друга взглядами. Похоже, они и разговаривали не со мной. Тогда я вышла на улицу и встала у перил террасы.
Дождь шел всю ночь. И теперь Джаджа, стоя на коленях, занимался прополкой. Ведь с поливом за него отлично справились небеса. На мягкой, влажной земле заднего двора уже выросли муравейники, похожие на маленькие крепости. Я сделала глубокий вдох и задержала дыхание, чтобы насладиться ароматом свежей листвы, омытой дождем. Наверное, так курильщики наслаждаются последней сигаретой. Окаймляющие сад кусты аламанды покрылись цилиндриками желтых цветков. Чима наклонял их один за другим и вставлял в каждый свой мизинец, подыскивая тот, что идеально подойдет по размеру. А я бездумно за ним наблюдала.
Вечером по дороге на стадион к нам заехал отец Амади — хотел всех отвезти на футбол. Он тренировал мальчиков из Угву Адижи, готовил их к турниру, организованному правительством для отбора юных талантов. Но Обиора одолжил у соседей сверху видеоигру и теперь сидел вместе с Чимой и Джаджа перед телевизором. Идти им, естественно, никуда не хотелось. А когда отец Амади позвал Амаку, та рассмеялась:
— К чему излишняя вежливость? Я отлично понимаю: вы хотите побыть наедине с той, кто дорог вашему сердцу.
Отец Амади улыбнулся, но ничего ей не ответил.
И я отправилась с ним одна. Пока мы ехали на стадион, от стеснения у меня пересохло во рту. Я была признательна отцу Амади за то, что он не стал комментировать слова Амаки, а говорил про ароматные дожди и подпевал на игбо энергичному хору, записанному на магнитофон. Мальчики — более высокие, взрослые версии тех ребят, что я видела прошлый раз, — уже ждали отца Амади. Их дырявые шорты были так же поношены, а майки — тех же неопределенных цветов. Отец Амади говорил с ними громче, чем обычно, и его голос звучал более резко. Он подбадривал, объяснял и показывал слабые места каждого мальчишки. А когда они принялись прыгать в высоту — кажется, на пределе сил, — в какой-то момент отец Амади незаметно приподнял планку на одно отделение.
— Еще раз! На старт! Внимание! Пошли!
И они, один за другим, перепрыгнули. Так он проделывал несколько раз, пока мальчишки не взмолились:
— Ну, святой отец! Ah! Ah! Fada!
Отец Амади рассмеялся и сказал, что всегда верил: они могут взять высоту куда выше, чем сами думают. И они только что доказали его правоту.
И тогда я поняла, что тетушка Ифеома именно так воспитывает своих детей. Она постоянно, изо дня в день, ставит планку их понимания все выше и выше, разговаривая с ними, как с умными взрослыми, и объясняет, чего от них ожидает. Она верит, что они возьмут высоту. У нас с Джаджа все по-другому. Мы брали свою высоту не потому, что верили, что справимся с ней, а потому, что панически боялись того, что произойдет, если мы ее не возьмем.
— Почему ты хмуришься? — спросил отец Амади, садясь рядом со мной. Его плечо коснулось моего. Новый запах пота и привычный аромат одеколона коснулись моего носа.
— Так…
— Может, расскажешь?
— Вы верите в этих мальчиков, — выдала я.
— Да, — подтвердил он, внимательно глядя на меня. — И они не нуждаются в том, чтобы я верил в них, это нужно мне.