Леарза покорно пошел. Леарзе казалось, что он спит; все это было так похоже на сны, которые и без того часто снились ему. Ощущение реальности происходящего совершенно покинуло его, и он шел по мягко освещенным коридорам станции, следом за привычным Бел-Хаддатом, и все было так, как и должно было быть во сне, знакомые люди — и фантастическое окружение, в котором они все действуют так, будто иного мира и не представляют себе.
Они вернулись в прежнюю комнату, где теперь никого не было, и разведчик опустился на стул, сложил руки на груди, глядя куда-то в сторону. Немного напряженное молчание повисло между ними. Леарза остался стоять, осторожно прикоснулся кончиками пальцев к стене: она была обшита каким-то неведомым материалом, не похожим ни на дерево, ни на камень, ни на металл.
— Что же теперь? — спросил он, хотя в самом деле его не очень это интересовало. Как во сне, Леарза полностью положился на течение; куда вынесет его?.. Это ему было все равно.
— Посмотрим, — отозвался Бел. — В любом случае, прошлое остается позади, и придется привыкнуть к этому.
— Я буду жить… на вашей планете?
— Да, конечно. Скоро мы туда уже отправимся.
Леарза смолчал, только наклонил голову. Эти новые странные слова были пустыми для него и не несли в себе никакого смысла. Но ведь это сон?..
Тем временем люди напряженно ожидали, следя за показаниями приборов.
Зонд, будто бы не замеченный, действительно отправился следом за неопознанным кораблем; тот продолжал удаляться, понемногу развивая скорость до третьей космической, и профессор в кабинете капитана рассеянно дергал себя за бороду, а сам капитан наблюдал за происходящим на мониторе. Зонд продолжал непрерывно передавать сведения, точно следуя за чужаком, не приближаясь и не отдаляясь от него.
Вдруг все исчезло.
Какое-то время и капитан, и профессор оставались неподвижными, будто ждали, что сейчас наладится; потом уже капитан негромко выругался, а профессор спокойным своим голосом произнес:
— По всей видимости, они все-таки обнаружили зонд и уничтожили его.
— Мы их упустили.
— Ничего страшного. Мы будем искать. Мы наверняка еще встретимся с ними.
Профессор Айнсли Квинн вздохнул, привычно огладил свою роскошную бороду и нахмурился.
Бела Морвейна он знал вот уже много лет: преподавал ему культурологию Катар, когда тот обучался в ксенологическом, и с тех пор они работали вместе, хотя во время выполнения своих задач сталкивались не всегда.
Морвейн был проблемным студентом еще в те годы, и Квинн хорошо был осведомлен о том, что Лекс настойчиво рекомендовал ему избрать другой жизненный путь; однако упрямства этому вечно угрюмому молодому человеку было не занимать, и так он оказался в ксенологическом, где был одним из лучших в учебе, однако квалификационные экзамены сдал только с четвертой попытки.
И вот теперь Морвейн снова пошел наперекор указаниям Лекса. Он возвращался на станцию едва ли не самым последним, и в его шаттле сюда прибыл единственный выживший руосец, потерявший сознание, и, конечно, это поставило их в сложное положение: вернуть руосца на его родную планету уже не представлялось возможным, противоречило и логике, и этике, потому профессор Квинн, несколько обескураженный, вынужден был оставить все как есть.
Прекрасно все осознавал и сам Морвейн, с угрюмым видом стоявший напротив. И все-таки, невзирая на это, приволок несчастного мальчишку с собой.
— Ну и что? — наконец спросил профессор.
— Он пришел в себя, — отчитался Морвейн. — Ведет себя крайне тихо. Не задает никаких вопросов.
— Конечно, несложно угадать, каково его состояние, — пробормотал Квинн. — Надеюсь, ты понимаешь, Беленос, что это был крайне опрометчивый поступок с твоей стороны?
— Разумеется, профессор, — напрягся тот. — Но я все же думаю, что у него есть все шансы ассимилироваться.
— Он никогда не ассимилируется до конца, — возразил Квинн, и в его голосе впервые, кажется, прозвучали жесткие нотки. — Он не в состоянии будет усвоить столь большое количество информации, наша культура будет слишком чуждой для него, и, помимо всего прочего, всегда остается определенный риск.
— Я знаю.
— И тем не менее, ты приволок его сюда. О чем ты думал, Беленос? О том, что спасаешь жизнь? Ты не подумал, что иной раз быстрая смерть лучше того, что ждет человека в будущем?
— Я много раз думал об этом, профессор.
Квинн взглянул на него, хотел было что-то сказать, но остановился, вздохнул снова; махнул пухлой рукой.