Посеревшими глазами Леарза наблюдал за тем, как волны набегают на берег одна за другой.
-- Но Тирнан Огг ошибся, -- тихо произнес он. -- Или вы так решили. Руос погиб.
-- Это не обязательно означает, что уничтожить Асвада было невозможно, -- возразил Морвейн. -- Если бы у вас был Одаренный Хубала, все могло сложиться иначе.
-- Но ведь... наша планета была не первой, которую вы нашли?
-- Семнадцатой, вообще-то... но до вашего уровня развития дошли только еще три.
-- Все они плохо кончили.
-- ...Да. Однако это только четыре планеты, Леарза. Если на пятой все будет иначе?
-- Пятой, -- повторил китаб. -- Ведь тот корабль... это были другие люди, не ваши.
-- Нет, не наши. Мы до сих пор не знаем, откуда они явились и куда скрылись потом. Мы все еще ищем их.
-- И когда найдете? Опять будете наблюдать исподтишка?
-- Мы осторожны.
Леарза скривился и ничего не сказал.
***
Ослепительно-яркое, рыжеватое солнце висело в самом центре, а вокруг него неспешно вращались три шарика; один темно-красный, совсем крошка, и ближе остальных, другой приятного зеленовато-белого цвета, побольше, с двумя собственными спутниками, и третий большой и бледно-розовый в полоску.
-- Красиво, правда? -- спросил профессор, стоявший по другую сторону стола. В комнате было темно: окно было наглухо закрыто, и Леарзе было только видно его пухлое лицо, тускло освещенное светом крохотного солнышка, повисшего над столешницей.
Леарза поднял руку и попытался ткнуть в солнце пальцем, но палец прошел насквозь: настоящим оно не было.
-- Это проекция, -- напомнил Квинн. -- Пытаться потрогать -- все равно что ловить солнечные зайчики.
Леарза вздохнул и опустил кисть.
-- Красиво, -- тихо согласился он.
Профессор Квинн, по правде говоря, несколько был обеспокоен: после того, как съездил с Морвейном на северное побережье материка, куда-то под Саол (Морвейн так и не уточнил, куда именно), Леарза стал совсем молчалив и грустен, язык учил без особого прилежания, даже прекратил задавать вопросы. И теперь он стоял в тишине, рассматривая вертящиеся шарики почти что с равнодушием, а ведь профессор специально сегодня сделал перерыв в занятиях языком и принес школьный проектор с картой системы Кеттерле.
-- Звезд во вселенной бесконечное множество, -- все же принялся рассказывать он, -- и они бывают очень разными. Некоторые из них огромны, другие, наоборот, очень малы. Наша звезда, Кеттерле, -- он указал на крошечное солнышко, -- принадлежит к классу не очень ярких звезд, к так называемым звездам главной последовательности. Она уже не очень молодая, -- а у каждой звезды есть свой возраст, и они тоже стареют и умирают, -- но греет нас отменно и еще будет греть несколько миллионов лет. Я уже говорил тебе, что во вселенной все вращается: галактики, звездные системы, сами звезды и их планеты, если они у них есть. Вокруг Кеттерле вращается три планеты, самая маленькая из них -- это Эйреан, вот эта.
Глаза Леарзы послушно уставились на темно-красную планетку.
-- На Эйреане почти нет воздуха и не было воды, пока мы не завезли ее с другой необитаемой планеты, -- сказал профессор. -- Сейчас там около миллиарда жителей. Жить там непросто. Возможно, когда-нибудь Морвейн свозит тебя туда, я думаю, тебе должно быть интересно. Мы же теперь находимся на Кэрнане, вот он... у Кэрнана две луны: Маэва и Астара, обе они тоже заселены. А вот эта гигантская планета состоит из газа, и твердой поверхности у нее нет. Она называется Гаэрид. Планеты, конечно не единственные объекты системы, есть еще пояса астероидов...
Леарза слушал профессора и про себя думал: если б такую штуку ему показали, когда он еще был в Саиде и ничего не подозревал о своем будущем, он бы кричал от восторга, а теперь как-то и не хочется. Какая-то апатия, тоска охватывала его в последнее время; он не понимал, что ему делать с собой, что ждет его дальше. Наконец, для чего Беленос увез его с гибнущей планеты, если даже, кажется, все остальные были против и порицали его поступок?..
Мысли о Руосе все чаще посещали его; если поначалу, в первые дни своего пребывания здесь, Леарза попросту не успел осознать произошедшего, то теперь он без конца думал о том, что родная его планета оказалась разрушена, а все ее обитатели погибли. И эти люди, забравшие его, все десять лет наблюдали, они знали, к чему все это идет, и спокойно выжидали, когда наступит развязка. Что бы они там ни говорили! Может, они и помогали, но вся эта помощь им ровно ничего не стоила и пользы особой не принесла.
-- ...Так устроена наша звездная система, -- завершил Квинн, и изображение медленно погасло; плотная штора из неведомого материала, закрывавшая окно, поднялась с тихим шорохом, и дневной свет снова выбелил ковер, письменный стол и чертову картину на стене. -- Может быть, ты хочешь еще о чем-нибудь сам спросить меня?
Леарза поднял на него соловый взгляд.
-- Расскажите об андроидах, профессор. Для чего их создают, как научились их делать?
Квинн задумался, огладил свою бороду, наконец по привычке отошел к окну и встал там, скрестив руки на широкой груди.
-- Искусственный разум с незапамятных времен был мечтой человечества, -- серьезно сказал он потом. -- Видишь ли, мы уже тысячелетиями исследуем нашу галактику, и за все это время не обнаружили хоть сколько-нибудь разумной жизни, кроме самих себя. Это заставляло людей чувствовать себя одинокими. И к тому же, в те давние времена считалось, что создать искусственный интеллект, который будет в состоянии испытывать эмоции подобно человеку, практически невозможно. Дело в том, что человеческое сознание непредсказуемо: только человек может, к примеру, создать совершенно случайную последовательность чисел, тогда как компьютеры в то время могли лишь имитировать случайность при помощи хитрых алгоритмов. Машины того уровня выполняли только запрограммированные человеком задачи. Они не могли ни самостоятельно думать, ни творить. Человечество выделило поистине огромные ресурсы для решения этой задачи, потому что нам очень хотелось... если не найти, то сотворить себе сородичей по разуму.
-- И первый созданный андроид вызвал катарианский раскол? -- спросил Леарза, остро взглянув на профессора. -- Напугал Тирнан Огга?
-- Не совсем так, -- мягко возразил тот. -- До полноценного андроида той машине было еще очень далеко. Видишь ли, человеческая речь, как и способность испытывать эмоции и творить, является высшей функцией сознания и недоступна даже животным. Но люди сумели создать машину, которая умела разговаривать, могла самостоятельно генерировать предложения практически без ошибок, присущих всем тогдашним искусственным переводчикам. Этой-то машины и испугался знаменитый философ, явившись на презентацию, -- а он был очень уважаемым человеком и известным ученым, -- он пришел в ужас оттого, что эта металлическая коробка произносит осмысленные слова. Если тебе интересно, ты можешь почитать написанные им книги, в которых он и изложил свою теорию.
-- Я думал, вы уничтожили их?..
-- Зачем? Наоборот, мы изучали их, подробно анализировали. Это такая же часть нашей истории, как судьба той первой машины.
-- А что с ней стало?
-- Она была уничтожена одним из последователей Тирнан Огга, -- пожал плечами профессор Квинн. -- Вместе со своим создателем: тот пытался защитить свое изобретение.
Леарза промолчал.
-- Впоследствии, уже после войны, мы вернулись к разработке машинного интеллекта, -- продолжал профессор. -- Ведь первые шаги уже были сделаны, и тогда это был даже принципиальный вопрос. Несколько столетий спустя был сконструирован искусственный мозг, способный испытывать примитивные эмоции, затем диапазон испытываемых эмоций увеличивался, наконец мы научили наших младших собратьев по разуму творить. Теперешние андроиды ничем не отличаются от живых людей по уровню интеллекта, они даже часто избирают себе творческие занятия, нередко становятся врачами и потом лечат наши болезни.