-- Идиот! -- не сдержался Наследник. -- Я лишаю вас звания советника, Гальбао! Прочь с моих глаз! Если еще хотите применить силу, -- отправляйтесь в ряды стражи Централа, сами увидите, к чему привела ваша глупость!
Гальбао только высокомерно поднял подбородок, обернулся и вышел. Фальер с ненавистью смотрел ему вслед.
-- ...Разрешите заметить, господин Фальер, -- робко произнес Реньеро Зено, -- господин Гальбао не совсем неправ... в кварталах бездушных после авиационной атаки царит мертвая тишина. Мои люди докладывают, что они убирают трупы. Я думаю, восстание можно считать подавленным...
-- Погодите с выводами, -- резко оборвал его Фальер. -- И смотрите, чтобы никто не вздумал передавать новости в другие города. ...А, бесполезно! Такого не утаишь!
...Он был прав; к этому моменту кто-то уже сообщил в Вакию, Доченто и Тьерре о том, что мятеж в Тонгве подавлен, даже в подробностях описывалась авиационная атака и ее последствия; оттуда весть полетела в более далекие города. Аристократы ликовали, однако закованные сделались очень молчаливы и угрюмы.
В одном из разрушенных домов Тонгвы тем временем кричала и рвала на себе одежду обезумевшая Токо, жена Гваны; их младшую дочь, четырнадцатилетнюю горбунью, убило осколком снаряда. Осколок попал девочке в бок между ребрами и глубоко засел там; ее возможно было спасти, если бы они вовремя нашли ее, но они добрались до нее только уже в сумерках, когда она умирала от потери крови. Токо была с тех пор не в себе, и Гвана стоял рядом с телом дочери и смотрел в пустоту каким-то страшным взглядом, от которого у заставшего их так Теодато побежали по спине мурашки.
Однако Орсо Кандиано не тратил времени на жалость.
-- Гвана, -- сказал он, поймав бездушного за плечи. -- Это нельзя так оставлять, понимаешь? Они убили твою дочку! Они убили ребенка!
-- Да, господин, -- без выражения отозвался тот; глаза у него остекленели.
-- Нам нужна помощь, -- продолжал Кандиано. -- Возьми своего старшего сына, Гвана, и отправляйся в Вакию. Вы доберетесь туда меньше, чем за сутки, мы добудем лошадей. Расскажите, как погибла маленькая Макто!
-- Да, господин, -- повторил Гвана.
Старший сын его, впрочем, был в более решительном настроении, услышав о предложении господина Кандиано, он хищно оскалился.
-- Пойдем, отец! Пойдем!
Теодато только поежился, наблюдая за ними. Он понимал, что Кандиано теперь движет одна-единственная Идея, вокруг которой собралось все его существо; от этой Идеи самого Теодато пробирала дрожь. Он знал и то, чего не знал здесь никто, кроме него.
Орсо Кандиано перестал быть прежним; многие люди теперь перестали быть прежними. Леарза предупреждал Теодато об этом. Какие-то изменения происходили у них в головах, и Теодато понимал, что даже он сам не избежит подобной участи, и все равно ему было страшно и не по себе.
Он не знал только, что Нанга, стоявший чуть позади него, угрюмо смотрел на Орсо Кандиано, а в мозгу у бездушного вертелись свои мысли. Эти мысли никогда еще не бывали столь сложными, как теперь; Нанга следил за Кандиано и все больше уверялся в том, что перед ним -- не настоящий человек. Настоящий человек не будет так равнодушно смотреть на труп девочки! И господин Теодато как будто ничего не замечает. В один прекрасный день Кандиано нападет на господина Теодато, а тот растеряется и не сможет защитить себя. Он, Нанга, должен быть настороже: жизнь господина Теодато зависит от него.
23,18 пк
Слова Гальбао не воплотились в жизнь; хотя в кварталах бездушных еще несколько дней стояла поистине мертвая тишина, никто не явился просить о перемирии и уж тем более о прощении. Марино Фальер знал, что дальше будет только хуже.
-- Будьте готовы ко всему, -- предупредил он на последнем собрании советников; они угрюмо молчали в ответ. Глаза Зено как-то странно бегали; Дзиани будто без конца прислушивался к чему-то у себя в голове, возможно, действительно принимал сообщения, а возможно...
На пятый день из Вакии пришло известие: бездушные подняли вооруженное восстание и окружили центральный квартал города, но большая часть их снялась с места и ушла в неизвестном направлении. На шестой день точно такая же новость получена была из Доченто.
Фальеру не было нужды спрашивать, куда именно ушли эти люди.
-- Ждите их под стенами Централа, -- побледнев, сказал он.
Леарза в то утро опять стоял на башне гильдии вычислителей, курил и ждал. Пасмурное небо отражалось в его глазах, следивших за горизонтом. Из этой точки видно было далеко, бесконечные степи распростерлись вокруг Тонгвы, разрезаемые в одном месте черной змеей Атойятль, и Леарза одним из первых увидел движение на равнине.
Они пришли, чтобы отомстить.
-- Господин Фальер, мы в критическом положении! -- доложил Дзиани часом позже. -- Возобновились стычки на западе и юге города, из Доченто пришло сообщение о том, что авиационная база разграблена, оружейный завод в Вакии тоже захвачен!
-- На всякий случай готовьтесь к отступлению, -- сказал Фальер. -- В степь! Соберите всех, кто не может сражаться, этих людей необходимо вывести из города через северный тракт, только там это еще возможно! Мы останемся во дворце, здесь мы сможем продержаться какое-то время, отвлекая внимание от отступления.
Это были последние предутренние часы; Кандиано не спал всю ночь, в возбуждении не прекращая ходить по грязной комнате туда и обратно. Теодато сперва находился при нем, потом ушел в соседнее помещение, надеясь хотя бы немного подремать там. Атака намечена была на утро, когда подтянется как можно больше людей.
Штаб мятежников находился теперь на окраине города, потому что Кандиано намеревался встречать прибывавших; Теодато с ним ничуть не спорил, впрочем, они и вообще разговаривали мало. В этом доме когда-то жили люди, но где они были теперь?.. во всяком случае, Теодато облюбовал себе эту комнату, в которой сохранился старый просевший топчан, и делил ее вместе с Нангой: тот постелил в углу драный бушлат и спал там.
Люди собирались, и за стенкой постоянно раздавались голоса. Потом, кажется, вышли на улицу; должно быть, места для них перестало хватать, и Кандиано, не обращая по своей привычке никакого внимания на собачий холод, предложил им разговаривать снаружи. Теодато было наплевать, он устал и в последние дни только думал о том, когда же все это закончится. Хотелось есть, но уколы голода стали настолько привычными, что он почти не замечал их. По крайней мере, поспать ему теперь никто не помешает; закончив чистить ружье, он поднялся с места и хотел уже устроиться на топчане, когда заметил, что Нанга стоит за его спиной и смотрит на него в упор.
-- Ты чего, Нанга? -- спросил Теодато.
Бездушный ничего не ответил, не шелохнулся; Тео вдруг стало не по себе.
-- Нанга? -- еще раз окликнул он.
Нанга смотрел на молодого аристократа, стоявшего перед ним, а в голове у него крутились прежние мысли.
"Это не тот господин Теодато. Это какой-то другой. У
того
никогда не было такой бороды. Он не носил с собой ружья. Господина Теодато подменили. Это ненастоящий..."
И Нанга достал нож.
-- Эй, эй, -- встревожился Теодато, сделал шаг назад. -- Да что с тобой?
-- Ты не настоящий, -- тихо, но членораздельно произнес Нанга.
-- Чего это не настоящий? Нанга, ты рехнулся? Когда это я сделался ненастоящим, Нанга?..
Короткий взмах, удар; в последний момент Теодато успел увернуться, неловко споткнулся о колченогую табуретку и практически покатился по полу, больно ударившись. Нанга не останавливался, его глаза остекленели, он наступал на своего бывшего господина, нанося удары один за другим, Теодато с трудом проскользнул мимо него, схватился за лежавшее на топчане ружье. В следующее же мгновение только вовремя поднятая винтовка спасла его: длинный нож бездушного с силой врезался в дерево приклада.
-- Нанга! -- заорал Теодато. -- Нанга, очнись, приди в себя, Нанга! Только не ты! Только не ты, Нанга!..