Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.
Название: «Лиловый «Кадиллак», Джейн Харви-Беррик
Вне серии.
Переводчик: Naila S.
Редактор: Дмитрий С.
Вычитка: Екатерина Л.
Обложка: Дмитрий С.
Переведено для группы: https://vk.com/bookhours https://t.me/bookhours_world
Любое копирование без ссылки на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!
Пожалуйста, уважайте чужой труд!
Монике и Хильде.
Сестрам, пережившим войну со своими возлюбленными военными, которые полюбили, потеряли и выжили.
ПРОЛОГ
Жизнь — это путешествие.
Так ведь говорится, верно?
Мы все движемся к неведомой цели, не ведая, когда и где остановимся, когда отыщем попутчиков или помашем на прощание.
Мы взрослеем, становимся старше, и направление пути меняется. Иногда мы выбираем свой путь, иногда путь выбирает нас. Но порой кто-то выбирает для нас другую дорогу, и мы движемся по ней до того, как это осознаем.
Со мной приключилась комбинация всех этих обстоятельств и два совершенно особенных человека, которые поменяли ход моей жизни. И большая, уродливая и неудобная машина — «Кадиллак» лилового цвета.
Она и в самом деле была уродливой. В итоге я ее полюбила, потому что… ну, это долгая история.
ПЕРВОЕ ПИСЬМО
Мой драгоценнейший,
Я должна с тобой объясниться. О, любимый, я в гораздо большем долгу перед тобою. Ты и понятия не имеешь каково было, понятия не имеешь почему я так поступила, почему сделала этот ужасный выбор. Я попытаюсь разъяснить, хотя догадываюсь, что совершенные мною ошибки — совершенные нами — не исправить, нанесенный ущерб не предотвратить. Умоляю, позволь рассказать тебе причину.
Глава первая
Годалминг, Суррей, 3 сентября 1939 год
Сильвия
Когда началась война, мне было семнадцать лет. Все еще ребенок, но считающая себя вполне взрослой. Тогда я, конечно же, была Сильвией Эдвардс. Помню, как мы расположились в гостиной, отец возился с циферблатом на радиоприёмнике, пытаясь найти четкий сигнал. Обычно он кряхтел и пыхтел, устраивая настоящее представление, однако в тот день царила глубокая тишина.
Найдя сигнал, отец взглянул на маму; между ними промелькнуло невысказанное, затем он тяжело опустился в обветшалое кожаное кресло, зажав трубку между зубами. Он повсюду носил с собой трубку, не зажигая ее — мама не выносила запах трубочного табака; когда я задумываюсь об отце, то всегда представляю его с этой трубкой.
Настенные часы в шкафчике из палисандра безмятежно тикали — звук моего детства, — стрелки крались вперед, ни о чем не подозревая, как и я.
Тик-так. Тик-так.
11:05 утра.
Тик-так. Тик-так.
11:10 утра.
Тик-так. Тик-так.
11:15 утра.
Никто не шелохнулся, и я едва решалась вздохнуть.
Мои ладони были сцеплены в замок — костяшки побелевшие и напряженные, — радио с треском ожило, и из бакелитовой коробки прозвучал мужской голос:
«Говорит Лондон. Сейчас вы услышите заявление премьер-министра».
Несмотря на то, что слышимость была прекрасной, я наклонилась вперед и представила себе Невилла Чемберлена, сидящего за столом перед устройством, которое транслировало речь ожидающей нации. Он был долговязым, суровым мужчиной: я обрисовала себе его аккуратно причесанные волосы с проседью, густые щетинистые усы, скрывавшие узкую верхнюю губу; формальный воротничок-стойка и черный утренний галстук, напоминающие о гробовщике. Затем премьер-министр Великобритании произнес слова, которые навсегда изменили нашу жизнь:
«Вещаю вам из кабинета министров на Даунинг-стрит дом 10. Сегодня утром британский посол в Берлине вручил германскому правительству последнюю ноту, в которой говорилось: если мы не получим от них к 11 часам сообщения о готовности немедленно вывести свои войска из Польши, то между нами будет объявлено состояние войны. Вынужден сообщить, что такого обязательства получено не было, и, следовательно, эта страна находится в состоянии войны с Германией».
Ошеломленные и притихшие, мы слушали остальную часть речи мистера Чемберлена. Ожидание миновало, нас охватила уверенность: наша страна находится в состоянии войны с Германией.
Я осознавала, что это значит, или думала, что осознаю; мои дражайшие родители пережили ужасы Великой войны, войны, которая должна была положить конец всем последующим. Это изменило отца, как всегда твердила мама.
В конце вещания, когда последние ноты «Боже, храни Короля» эхом разнеслись по радиоволнам, мама поспешно поднялась, прижав ко рту платок, и удалилась на кухню, куда отец изредка заходил.
Хотелось отправиться за ней, но мне необходимо было отцовское утешение, что-то, что могло унять стук сердца. Я попыталась заговорить, но слова не приходили на ум. Я пристально глядела на отца, казалось, что он превратился в камень. Он ни разу не отреагировал, ни на единое движение. Сидел и смотрел в одну точку.
А потом повисло долгое молчание.
Шесть лет страданий.
Шесть лет разлуки.
Шесть лет войны.
Глава вторая
Строберри-Пойнт, Айова, февраль 2019
Фиона
«С днем рождения,
с днем рождения Вас,
с днем рождения, Мистер Президент!
с днем рождения Вас».
Я репетировала в зеркале надутые губы Мэрилин, сексуальное сияние актрисы, вибрато в вокале.
Она представлялась мне богиней: поразительная актриса с невероятным комическим хронометражем. Безупречная внешность, фигура, напоминающая песочные часы, проникновенные глаза, вызывавшие желание защитить, приторный голосок, звучавший слаще сластей. Красивая блондиночка-сенсация — самоуверенная и сексуальная снаружи, хрупкая маленькая девочка внутри. Сирота, ставшая образцом, которой восхищались на протяжении десятилетий. Она была моим кумиром. Я хотела стать такой же, как она. Я хотела быть ею.
Бросив взгляд на прикроватные часы, я поняла, что следует поторапливаться, иначе был риск опоздать. Берта — моя старенькая «Хонда» — была настолько древней, что в непогоду заводилась целую вечность, а сегодня прогнозировалось до минус одного градуса. Максимум. Казалось, что зима нескончаема. Где маячила эта треклятая весна?
До первой записи оставались считанные минуты, а я ненавидела опаздывать. Натянув сапоги и плотное пальто, которое больше походило на одеяло, чем предмет гардероба, двинулась по тонкому снежному насту к машине.
Я завела ее — двигатель загудел и затрещал, — и скрестила пальцы, надеясь, что Берта дотянет до конца месяца. Следующая зарплата была обречена на затраты для полного техобслуживания. Я молилась, чтобы хороший механик смог вдохнуть еще немножечко жизни в эту развалюху.
Наконец я убедилась, что обогреватель работает, и плавно перешла в движение, глубоко вздохнув, отъехав от обочины. Я ехала вдоль улицы, проезжая мимо одноэтажного здания мэрии с громадной клубникой из стекловолокна снаружи, стараясь оптимистично настроиться в стране Джеймса Т. Кирка. Ну, не совсем в названной стране, а в штате Айова. Хотя бы где-нибудь.