У меня хотя бы имелась работа.
Низкие холмы над родным городом были усыпаны снегом, искрящимся и притягательным, даже несмотря на то, что сам город был унылым и однообразным. Я припарковалась у «Мюллер и Сын», затем вошла через служебный вход, приготавливаясь к приему первого клиента.
— Здравствуйте! Меня зовут Фиона. Приятно познакомиться. Я косметолог, и я здесь, чтобы перевоплотить Вас для знаменательного дня. Хочу, чтобы Вы запомнились своим друзьям и семье красоткой.
Так я приветствовала всех своих клиентов. Меня не волновало, если другие сочтут это чудаковатым или стремным; на мой взгляд, у меня имелись обязательства в качестве попечителя покойного. Они заслуживали такого же уважения, как и живые.
Я бы не сказала, что профессия танатокосметолога была в списке карьерных альтернатив после окончания школы косметологии. Как и многие в выпускном классе, я мечтала о славе и целом состоянии — звездная визажистка, Нью-Йорк, Голливуд, гламурные съемочные площадки, красные дорожки и премьеры, — лицезреть восходы солнца там, где улицы проложены золотом. Однако Строберри-Пойнт, штат Айова, с населением в 1227 человек, несколько десятилетий находился в упадке. Я взялась за первую предложенную работу, чтобы начать погашение студенческого кредита.
Моей теперешней клиенткой являлась Ида Суинтон, которой на момент смерти было восемьдесят два. Мать двоих детей, бабушка пятерых и вдова. Мысль о том, что теперь она воссоединилась со своим покойным мужем, вселяла чувство спокойствия.
Я осознавала, что тело — всего-навсего пустая оболочка, а душа или дух — называйте как хотите — высвободилась от своей земной плоти. Не могу назвать себя религиозной, но верила в это.
Я изучила тщательно подготовленную бальзамировщиком папку с несколькими фотографиями Иды. Женщине нравилась розовая помада и подходящий лак для ногтей. Волосы она укладывала в старомодную спиральную завивку. Я взглянула на стол для бальзамирования: на Иде уже было надето летнее платье со снимка — возможно, оно было любимым.
Роясь в ведре, я искала что-нибудь розовое. Ведро представляло собой большую посудину с косметикой, которую на протяжении многих лет жертвовали похоронному бюро семьи умерших. Не то чтобы мы могли вернуть ее после того, как использовали ее на теле усопшего, хотя удивляло количество родственников, которые позже просили этого.
— Думаю, Вам понравится, Ида, — проговорила я в пустой комнате. Нужные цвета я подготовила.
Наклоняясь ближе, постаралась слишком резко не вдыхать. Не то чтобы от Иды плохо пахло, просто формальдегид источал сильный запах химикатов. Раньше подташнивало, но спустя парочку месяцев я привыкла.
Не каждый мог стать танатокосметологом, как нас официально именовали; понадобилось пройти спецкурс для получения лицензии на эту работу. Когда я впервые наткнулась на объявление похоронного бюро в местной газете, то подумала, что это, наверно, кошмарно — работать с телами умерших. Но я не сумела бы выжить за счет немногочисленных внештатных работ, которые получала со своим выездным салоном красоты с услугами парикмахера и визажиста. Львиная доля женщин хотели побывать в салоне красоты и предпочитали ехать двадцать минут в соседний город. Единственными постоянными клиентами были те, кто не мог уехать — несколько затворников и пара молодых мам.
Я обожала макияж, обожала, как он может преобразить лицо. В особенности мое лицо. Сделала все возможное с тем, что не задумывалось природой: перекрасилась в платиновый блонд, обесцветив клубничные тона, нарисовала карандашом изогнутые брови, как у Мэрилин, и маленькую точечку возле губ. В совершенстве освоила нанесение на губы бантиком алого блеска и укладку волос волнами, которые взметались вверх ото лба.
На этом магия заканчивалась. Изгибов моего тела хватило бы на двух Мэрилин, о чем бывший незамедлительно отметил. Мудак.
Я не падала духом: заказала корсет для полненьких женщин, чтобы придать телу важное — фигуру в форме песочных часов; тренировалась говорить с придыханием, с заминками в речи, одаривая миловидной и соблазнительной полуулыбкой, которая влюбляла мужчин в актрису.
Но я не являлась Мэрилин и мужчины ни разу не влюблялись в меня. Не те мужчины. Я не была достаточно хороша, чтобы убедить их остаться, даже козлов. Что во мне было такого, что побуждало их уходить? Почему не могла найти достойного парня, доброго, заботливого, внимательного? Я притягивала патологических засранцев, которые лгали в лицо и подтрунивали за спиной.
С меня было достаточно этого всего. Если это означало отсутствие секса, то я могла бы смириться с этим; со мной не будут обращаться, как с никчемной, как будто я ничего не значила. Как бы сказала Мэрилин: «Лучше быть несчастной в одиночестве, чем несчастной с кем-то».
Я была хорошим человеком. Я была значимой. Потребовалась слишком много лет, чтобы прийти к этому.
Мой взгляд был обращен на Иду, и я задумалась: была ли она любима? С наличием стольких детей и внуков, я на это надеялась.
Похоронное бюро обладало устойчивым предприятием, в основном благодаря городку для престарелых, который был открыт восемнадцать месяцев назад на участке за кладбищем и, как ни печально, это увеличивало мой месячный доход на несколько сотен долларов.
Я посмотрела на Иду, изучая очертания лица и рук. Бальзамирующая жидкость чуточку больше заполнила морщины, чем при жизни, так что к моменту завершения, она будет выглядеть порозовевшей и здоровой. Я думала об этом, как о заключительном подарке, отправляя ее в мир иной выглядящей отменно.
Сперва я накрыла ее одежду старой простынёй, затем начала с рук. Это был хороший способ проверить, какую основу наносить, поскольку она была плотнее для обычного человека; я имею в виду, живого. Я воспользовалась «Глоу Тинт» — в коммерции его прозвали «апельсиновый сок» за оттенок. Предполагаю, работая с мертвецами, в ситуации хочется найти хоть немного черного юмора. Я не замечала того, над чем можно было улыбнуться, однако занималась этим не так долго. Может, по истечении нескольких лет я тоже буду шутить относительно этого.
При мысли о том, что буду заниматься этим в течение следующих нескольких лет, сердце сжалось.
Специальная основа содержала тонну увлажняющего крема оттого, что процесс бальзамирования ужасно сушит кожу. Во всяком случае, тон покойного после смерти всегда отличался. Белые люди, как правило, слегка желтели; чернокожие и азиаты сохраняли цвет гораздо лучше, и требовались лишь небольшие правки.
Не говоря о том, что отмершая кожа гораздо более упругая и менее эластичная, чем у живого человека, а у покойных отсутствует телесное тепло, поэтому грим на них действует иначе — смешивание цветов может стать настоящим кошмаром. Я разработала технику использования ладони (поверх латексных перчаток, конечно) в качестве палитры для смешивания, чтобы дать гриму слегка согреться.