Барбара рассмеялась и открыла дверь шире.
— Ты имеешь в виду неведомую Станцию ИКС?
Я кивнула: счастливая, но растерянная.
— Поверить не могу, что никто нам не сказал! — воскликнула Барбара. — Могли бы вместе приехать из Уилмслоу, так было бы гораздо веселее. Увлекательное путешествие, правда ведь? Заметь, — она продолжила: — я встретила весьма симпатичного подполковника, который поделился выдержанным бренди и позволил выиграть пять шиллингов в карты. Я была в стельку пьяна, когда пересаживалась с одного поезда на другой в Крю. Чуть было не вернулась обратно в Уилмслоу!
Я не могла удержаться от улыбки. Барбаре всегда везло.
— Это место довольно внушительное, — сказала я, глядя на импозантную лестницу, ведущую в зал над входом.
— Добро пожаловать в Кроули-Грейндж, — театрально поприветствовала Барбара. — Вообще-то, он довольно отвратителен, пусть вход не дурит. Они разделили комнаты наверху на крохотные фанерные кабинки, в которых воняет мышами; отопления нет, так что пристрастишься к курению, чтобы не околеть, а летучие мыши на чердаке будут мешать спать по ночам, — девушка вздрогнула. — Здесь живут парочку Ренов, и только мы с тобой из Женских вспомогательных ВВС. Утром все вместе сядем на автобус, впрочем, они, естественно, не признаются, где работают.
— Естественно, — улыбнулась я, зная, что «Рены» — это прозвище для женщин, служащих в Женской королевской военно-морской службе. — Никто ничего толком не знает ни о ком, ни о чем и где.
— Да, не спрашивай меня во сколько отправляемся в путь, поскольку я не знаю и не рассказала б, даже если б знала. Господь свидетель тому, как мы вообще ведем войну, — Барбара засмеялась.
— Можете шутить на эту тему сколько влезет, — съязвила девушка постарше в военно-морской форме, — мы подписали Договор о неразглашении государственной тайны. Вас уже могут посадить в тюрьму за сказанное, — и спустилась вниз по лестнице, оставив меня пристыженной, а Барбару — злой.
— Не обращай внимания, — сказала она, взяв за руку и ведя в нашу общую кабинку. — Я так счастлива, что ты будешь ночевать со мной — ты ж не храпишь. Даже позволю занять верхнюю койку. А теперь посмотрим, чем мы будем пировать: хлеб, поджаренный в шкварках от баранины, несомненно, с прошлого воскресенья. Аллилуйя! Это может быть капустный суп! С положительной стороны: каждый месяц, пока патефон работает, в мэрии устраивают дискотеку, и приглашаются вся авиация союзников и армейские подразделения в городе.
— Как, во имя всего святого, ты так быстро обо всем разузнала?
— Болтуны топят корабли, а не деревенские пляски, — ответила Барбара, подмигнув, а затем развела руками, открывая дверь в крошечное мансардное помещение, заставленное двумя двухъярусными кроватями, неустойчивым шкафом и столиком, на котором стоял фарфоровый таз для умывания. — В целом, неплохое местечко для ночлега.
Наутро мы вдесятером сели в специальный автобус, который курсировал по округу, забирая таких же, как мы, жителей деревень вокруг Блетчли-Парка, или БП, как стали его называть. То был военным транспортом, жутко холодным ввиду открытых створок вместо дверей. За все время поездки Рены не заговорили ни с Барбарой, ни со мной. Было весьма неловко.
Как только мы прибыли, Рены пошли своей дорогой, а нас с Барбарой отправили на отведенную работу. Мне было любопытно узнать, какую должность буду занимать. Я надеялась, что приписали не нудные канцелярские обязанности и ведение документации — должности, которые обычно отводили женщинам.
Меня направили в Домик 8, ветхое одноэтажное деревянное здание, где встретил разгневанный краснолицый мужчина в штатском, за спиной которого виднелась огромная металлическая машина.
— Боже правый! Это полный абсурд, — взревел он, свирепым и презрительным взглядом скользнув по мне. — Мне нужны математики, а они присылают лингвистов!
Я вздрогнула от злобной нападки, но стояла на своем:
— Я изучала углубленную математику на первом курсе в Оксфорде, — сказала я, выпятив подбородок.
Мужчина сузил глаза.
— Всего один год? Ты бесполезна.
Он захлопнул дверь перед носом, оставив меня раздраженной хамством, но в то же время более чем напуганной.
Я поплела обратно в главный дом, и военачальник Трэвис одарил меня угрюмым взглядом, когда я постучала в его дверь. Похоже мужчина ожидал меня.
— Тьюринг отправил паковать вещи, да?
— Своего имени он не называл, — слабым голосом ответила я.
— Не берите в голову, Вудс, он всегда такой. Имеется еще кое-какая работка для Вас, пока я не перекинусь парой слов с Тьюрингом. Явитесь в Домик 3.
Я ловко отдала честь и вышла из кабинета, отчаянно надеясь, что в этом чужом месте я буду хоть кому-то нужна.
И оказалась нужна.
— Приветствуем в Домик 3, — произнес гладко выбритый мужчина в форменной одежде ВВС.
Я прищурилась от тусклого освещения, удивляясь, отчего же они до сих не открыли затемненные шторы. Внутри было холодно и сыро, и я уже знала, что с мая месяца не было коксования, а значит, не было и отопления. Но, по крайней мере, чугунная печь не источала неприятных паров. Лишь оставалось носить пальто в помещении. Я уже страшилась зимы.
— Я командир эскадрильи, Роберт Хамфрис. Это Секция отчетности «Энигмы» германской армии и военно-воздушных сил. Мы занимаемся переводом, трактовкой и распределением разведданных под кодовым наименованием УЛЬТРА. «Энигма» — это коварная машина, которую нацисты используют для кодирования сообщений, и мы разгадали некоторые. Будете переводить эти сообщения. Боже правый, Вы ведь говорите по-немецки, верно?
— Да, сэр.
— Свободно?
— Полагаю, что ответ утвердительный, сэр.
— Вы хороши в разгадывании кроссвордов? Временами сообщения поступают неполными, и тогда приходится отгадывать для того чтобы найти недостающие слова или буквы. Справитесь с этой задачей, Вудс?
— Да, сэр.
Я не была столь уверена в себе, как казалось.
В мрачном прохладном помещении находилось немало женщин с кипой расшифрованных немецких разведданных, ожидающих перевода, которые поступали через герметичную трубу в стене. Изредка таинственные коллеги присылали через трубу сладости, а как-то раз — паука, отчего мы вопили, однако мы ни при каких обстоятельствах не видели людей, присылающих нам коды. В течение нескольких месяцев я и понятия не имела, из какого домика они поступали, и только потом об этом ненароком выяснила.
В первый день я оглядела новых соотечественников: некоторые были в форме, но большинство — нет. Здесь был только один мужчина, или, лучше сказать, мальчик, поскольку выглядел он моложе меня.
— Святые угодники, Сильвия Вудс! — окликнула одна из женщин. — Кристин Брук-Роуз. Я училась двумя годами ранее тебя в Сомервилле.
Она была поразительной наружности с густым темными волосами и карими глазами. Я вспомнила, что она была одной из тех, кто учился в Оксфордском колледже.
— Что ж, раз уже вы обе знакомы, — сказал командир эскадрильи Хамфирс, — оставлю вас, чтобы Вы помогли Вудс обосноваться. На этом все.
Командир удалился, довольный тем, что освободился от скучной обязанности представлений.