Он повернулся в нашу сторону, и Долли вздохнула.
— Поистине прекрасное зрелище.
Я была вынуждена согласиться. У парня были высокие скулы, характерные для его народа, слегка раскосые янтарные глаза, а кожа была безупречной, цвета отполированной бронзы на мускулистой груди и идеально очерченный рельеф живота. Он носил кожаный браслет на левом запястье, выцветшие джинсы и тяжелые рабочие ботинки.
Джо Фокс был красив — никакое другое слово не подходило к описанию.
Он закрыл глаза и поднял руки над головой, подставив лицо к бледному солнцу. Затем Джо начал скандировать незнакомые слова на языке, который не узнала.
Волосы встали дыбом на шее.
Он не мог меня слышать, но говорить громко казалось неправильным.
— Что он делает? — прошептала я.
— Молится, — просто ответила Долли.
Я повернулась, чтобы посмотреть, как его грудь поднимается и опускается с каждым звуком, как холодный воздух превращает дыхание в облака, как льется поток неизвестных слогов. Казалось, что нужно отвести взгляд от этого момента уединения, но я не могла. Было нечто первозданное, нечто древнее, что-то, что связывало Джо Фокса с племенем, который когда-то правил этой обширной землей.
А потом момент подошел к концу. На секунду его плечи поникли. Затем натянул одежду, откинул назад длинные волосы и повязал бандану вокруг лба. Забрался на косилку и исчез в рокоте дизельного топлива и слякоти.
Мы с Долли провожали его взглядом, пока он не скрылся из виду.
— Ну, разве это не стоило того, чтобы чуточку опоздать? — спросила она тоскливым голосом.
Все еще лишенная дара речи, я кивнула.
ТРЕТЬЕ ПИСЬМО
Ну что ж, мой драгоценнейший, ты в курсе, что война не завершилась, и никто не вернулся домой к Рождеству.
Гарри уехал, будучи двадцатилетним парнем, чтобы вступить в Королевские воздушные силы и стать пилотом. Я отпраздновала восемнадцатилетие со школьными друзьями. Меня приняли в Оксфорд.
Глава пятая
Битва за Британию, лето 1940
Сильвия
Гарри не вернулся домой к Рождеству, но прислал миленькую брошь с символикой Королевских военно-воздушных сил, чтобы я ее носила. Я подарила ему доску для игры в дартс, набор игральных карт и письмо, в котором написала, как горячо по нему скучаю. Когда Король произнес свою первую рождественскую речь к нации по радио, отец встал по стойке смирно в гостиной.
У нас с Гарри все еще не было медового месяца; ни на Пасху, ни даже к майскому празднику у него не было отпуска и, во всяком случае, новости становились все хуже.
В январе началось нормирование продуктов питания. Больше не было ни новозеландского масла или баранины, никакого испанского лука и датского бекона — немецкие подводные лодки бороздили Атлантический океан, ежедневно затапливая десятки грузовых судов. Фабрики по производству печенья были перепрофилированы для производства боеприпасов. Сахар был ограничен восемью унциями на человека в неделю, бекон — четырьмя унциями, масло — двумя, и что хуже всего, чай, ограниченный двумя унциями на человека в неделю. Все использовали чайные листья повторно. Всем пришлось потуже затянуть пояса.
И в этом мы действительно были едины: нормирование являлось одинаковым для всех, будь то лорд или рабочий, мужчина или женщина.
Правительство поощряло людей к проведению эвтаназии своих домашних животных, так как еды не хватало. Кто-то рисковал подвергнуться уголовному преследованию за то, что скормил любую часть своего молочного рациона кошке. Собаки были внутренним врагом, потому что нуждались в еде. Можете себе представить? В стране так называемых любителей животных? Домашние животные не были допущены в общественные бомбоубежища, и миллион кошек и собак были усыплены. Даже в Лондонском зоопарке — два львенка, ламантин и несколько аллигаторов. Все ядовитые животные были уничтожены на случай, если зоопарк подвергнется бомбардировке и они сбегут. Чудовищно. Жестоко.
Гитлер, похоже, не спешил вторгаться в Британию, и газеты стали называть эту войну Сидячей. Предполагаю, в конце концов, у нацистов были дела поважнее. Но новое десятилетие предвещало устрашающие сообщения со всей Европе: весна принесла известие о вторжении в Норвегию и Данию; в мае Гитлер предпринял блицкриг против Бельгии, Люксембурга и Нидерландов. Роттердам практически сровняли с землей. В очередной раз по всей Европе погас свет; демократия и мораль были убиты, и зло бродило по земле.
Мистер Чемберлен подал в отставку, и в Даунинг-стрит, дом 10, вошел новый премьер-министр. Уинстон Черчилль был выпускником Хэрроу и пятым за четырехсотлетнюю историю школы, назначенным на этот знатный пост. Он был невысоким тучным мужчиной, который всегда выступал против задабривание Гитлера. Все мудро кивали и говорили, что он всегда прав.
Эвакуация Дюнкерка в конце мая стала унизительным поражением для союзников, поскольку мы были изгнаны из Европы; каждую ночь молилась за всех солдат, оказавшихся в затруднительном положении на французских побережьях в ожидании флотилии отважных малых судов, которые должны были доставить их домой. Однако Британские экспедиционные силы потеряли шестьдесят восемь тысяч солдат: убитые, раненные, пропавшие без вести или оказавшиеся в плену. Когда я выходила в город, то постоянно натыкалась на кого-то, кто знал того-то, того-то, потерявшего мужа, сына, брата, дядю, отца или племянника.
Все говорили о боевом духе британцев, но я сидела в ужасающей тишине, когда в кинотеатре по новостям Пате́ показывали измученных избитых солдат, возвращающихся домой. В этом не было ничего славного, и мистер Черчилль высказывался сурово, обращаясь к нации: «Войны не выигрываются эвакуациями».
Затем Франция пала.
Когда я увидела кинохронику, где Гитлер стоит перед Эйфелевой башней, то покинула кинотеатр. Было слишком страшно, слишком реально, слишком близко. Мы все знали, мы все это говорили: в любой день настанет очередь Британии.
И война подкрадывалась все ближе с намерением загрязнить нашу цветущую и благодатную землю. В конце июня немцы вторглись на Нормандские острова, расположенные у побережья Франции, но являющиеся частью нас, частью Соединенного Королевства. Было шокирующе узнать, что небольшая часть Соединенного Королевства уже находится под властью омерзительной свастики. Лишь в конце войны мы узнали о злодеяниях, о крови, пролитой на этих живописных островах.
В Италии Муссолини объявил войну со стороны фашистов, возомнив себя итальянским Гитлером. Он был надутым болваном, что при мысли о том, что партнер по Оси в одиночку завоюет остальную Европу, его самолюбию было чересчур сложно это вынести. Берлинский пакт был подписан Германией, Италией и Японией. Теперь предстояло противостоять новым страхам, с новыми врагами у порога. С заявлением Италии началась Североафриканская кампания, военная лихорадка словно распространялась по всему миру.
Мать мистера Черчилля была жительницей Нью-Йорка, и мы все втайне надеялись, что Америка придет нам на помощь.
Однако Америка не хотела участвовать в еще одной мировой войне всего через два десятилетия после последней, поэтому в 1940 году Великобритания выстояла в одиночестве. Всего двадцать миль холодного серого море — вот и все, что защищало маленькое островное государство от беспощадного врага. Британия была последним бастионом свободного мира в Европе.