Я пробиралась по холоду, пока не добралась до первого адреса, тихого переулка, выходящего на кладбище церкви Святой Марии, и прямо по соседству с БП. Я скрестила пальцы, надеясь, что миссис Притчард примет нас; пришлось постучать три раза, прежде чем дверь открыла суетливая девушка с хмурым лицом и младенцем на руках.
— Извините, сегодня весь день хлопочу. Ой, и у Вас малыш. Как ловко его переносите. Мальчик?
— Да, его зовут Эрнест. Как поживаете? Меня зовут Сильвия Вудс. Жена доктора Фримена сообщила Ваше имя; сказала, что можете поработать няней.
Женщина слегка истерично рассмеялась.
— Боже, неужели? Я едва справляюсь с одним, не говоря уже о двух. Джеймс все время просится на ручки.
Должно быть, она увидела разочарованное выражение моего лица.
— Послушайте, не хотите войти? Я совсем уж дурочка, что заставляю вас стоять на холоде. Как раз собиралась поставить чайник. Уж простите за беспорядок.
Я была рада зайти на минутку с холода, и чашка чая была бы очень кстати, а насчет беспорядка она не оговорилась: повсюду разбросаны одежда, книги и газеты, а на кухне под тяжестью сохнущих подгузников скрипела сушилка для белья.
В этот момент ее ребенок расплакался, и Эрнест проснулся с испуганным видом. Мальчик никогда раньше не слышал другого ребенка и тут же тоже заплакал. Шум, который производили два крошечных младенца, настораживал. Мы посмотрели друг на друга в недоумении и начали смеяться.
Мы покормили наших шумных детишек и, наконец, взяли чашки с чаем, когда они снова заснули с раскрасневшимися щечками.
— Отец Эрнеста — итальянец? — осведомилась она. — Только Ваша фамилия Вудс. Извините, если чересчур любопытствую.
— Его отец — американский солдат, — решительно ответила. — Индеец. И, полагаю, следующий вопрос — замужем ли я, поскольку заметила, как Вы глядели на мое обручальное кольцо. Ответ — да, я действительно замужем, но не за отцом Эрнеста. Дело в том, — я вздохнула, — что мой супруг был объявлен пропавшим без вести и предположительно погиб больше года назад.
— Сочувствую! — женщина охнула.
— Благодарю. Время было не из простых. Потом я познакомилась с отцом Эрнеста и.. ну, понимаете...
— Понимаю-понимаю.
— А несколько недель назад сообщили, что мой супруг жив. Он скрывался во Франции, но теперь добрался до Испании.
Глаза женщины округлились.
— Боже мой! Это просто... чудо!
— Так что, с какой стороны ни посмотри, Вы сидите с распутницей, — произнесла, вымученно заулыбавшись.
Женщина несколько раз моргнула, перевела взгляд на Эрнеста. Наконец взглянула на меня — по-настоящему взглянула.
— Меня это ничуть не волнует, презираю сплетни. Но Вы, бедная, несчастная. Что же будете делать?
Я сглотнула, на глаза навернулись слезы. Будь она недоброжелательна, я бы ушла с гордо поднятой головой. Но ее сочувствие изломало душу. Я прерывисто вздохнула.
— Пока что планирую вернуться к работе. У меня, видите ли, есть работа в Парке. Поэтому ищу жилье и кого-то, кто присмотрит за Эрнестом, пока я на работе. Надеялась, что это будете Вы, но простите, что отняла столько времени.
Я начала вставать, однако она положила руку на плечо.
— Может, сможем помочь друг другу. Свекровь пытается уговорить приехать жить к ней в Шропшир. Честно говоря, предпочла б остаться в собственном доме. Если скажу, что взяла жильца, это будет более весомым аргументом. Тем более что Вы — женщина, что вполне прилично, — и широко улыбнулась. — Правда, свободна лишь парадная комната. Я превратила свободную спальню наверху в детскую. Придется просто спустить кровать вниз для вас. И, — застенчиво сказала женщина, — сможем помогать друг другу с детьми.
На этот раз я не смогла сдержать слез.
— Было бы просто замечательно, — всхлипнула я.
— Меня зовут Вирджиния, но прошу, зовите меня Джинни.
— Зовите меня Сильвией. Не могу и выразить свою благодарность.
Я переехала в дом тем же днем. Было здорово — общаться с еще одной женщиной, с которой можно поговорить и у которой тоже есть ребенок. И поскольку сразу же выложила ей все тайны, нечего было бояться, и я могла говорить свободно.
Мы приволокли, понесли и толкали старую кровать из детской по узкой лестнице, смеясь над тем, что она застряла на полпути. В конце концов удалось перенести ее, и Джинни дала комплект простыней, наволочек и два тяжелых одеяла. Другой кроватки для Эрнеста не нашлось, так что пока его кроваткой побудет другой ящик комода. Как только появится свободная минутка, постараюсь найти подержанную колыбель.
Затем мы прошерстили дом сверху донизу и привели его в порядок, приложив немало усилий и упорства. Я предалась размышлениям о Барбаре, которая каждый день работала на улице, и о том, как тяжело она трудилась — как тяжело трудились все Дружинницы.
— Ты не уточнила, сколько платить за комнату, — напомнила я Джинни вечером, когда мы сидели в изнеможении на ее кухне, а мальчики уже спали.
Она выглядела озадаченной.
— Понятия не имею. На какую сумму рассчитываешь?
— Что ж, как насчет одного фунта в неделю, и я дам свою продовольственную карточку?
— Фунт? Вот это да! Не может же мать Артура требовать, чтобы я уехала в Шропшир, — она засмеялась. — Я так рада, что ты приехала сюда, Сильвия.
— Я тоже!
Если бы только все было так просто.
В БП меня приняли с теплой сдержанностью. Мои волосы уже отросли — прежде была короткая стрижка — и теперь я носила укладку виктори-роллз. Джинни каждый день одалживала свой велосипед на работу, чтобы не приходилось ходить пешком, что давало драгоценные дополнительные минуты дома с Эрнестом. Я работала, попусту не тратила время и уходила сразу же по окончании смены. Было несколько вежливых расспросов о сыне, но я давала краткие ответы, что вскоре они прекратились, и не думаю, что кто-то за пределами блока Эф знал, что у меня есть ребенок.
Джинни замечательно справлялась с двумя малышами, и хочется думать, что отчасти потому, что женщина знала, что я буду дома, чтобы помогать в обеденное время и вечерком. Мы прекрасно ладили, что стало огромным облегчением.
Я тосковала по Барбаре, однако мы писали друг другу каждую неделю, обсуждая, что будем делать в Америке. Скип был из Калифорнии, и случилось так, что штат расположен ужасно далеко от Айовы, поэтому мы придумывали планы, как навещать друг друга каждое лето.
Я снова получила весточку от Чарли — письмо, изобилующее вопросами об Эрнесте, заставило меня светиться от счастья. Ему было трудно присылать мне деньги. Я знала, что в армии США половина его зарплаты автоматически отправляется домой жене. Он сообщил, что положил в конверт пятьдесят долларов, но когда конверт пришел, там ничего не было. Я сразу же написала, чтобы он больше не посылал никаких банкнот, если не будет уверен, что они дойдут до меня. Стало так обидно, и я расплакалась, подумав, что какой-то цензор прикарманил деньги, которые были нужны для Эрнеста. Пятьдесят долларов равнялись двенадцати фунтов стерлингов, и на них можно было купить новую колыбель, детскую одежду, игрушки и многое другое.