— Вовсе нет, — слабо ответила я. — Как чувствует себя мой супруг?
— У Гарри случилось нарушение мозгового кровообращения, то есть инсульт, — деликатно объяснил он. — Он лишился способности говорить — временно, как мы полагаем. — Прочистил горло. — Буду откровенен с Вами, миссис Вудс: предстоящие месяцы будут трудными для вас обоих. Это чудо, что он жив, и я уверен, что Вы сыграли в этом не последнюю роль. Желание выжить очень сильно, когда у человека есть что-то или кто-то, ради чего или кого стоит жить. Инсульт — это, бесспорно, препятствие, однако при достаточном отдыхе, хорошем питании и продолжающейся терапии у нас есть все основания надеяться на лучшее. — Майор замолк. — Имеется ли возможность приехать к нему? Мы видим значительные улучшения после каждого Вашего визита.
Я согласилась приехать как можно скорее. Сержант Филлипс распорядилась отправить сообщение Джинни и вызвать машину, чтобы отвезти меня на вокзал.
Со страхом в сердце я прибыла в больницу к обеду.
Гарри лежал в той же койке, что и во все предыдущие визиты, такой же белый, как и покрывавшие его простыни. Когда я окликнула, он медленно повернул голову в мою сторону, из его уст вырвался тихий стон, а в глазах появилось отчаяние. Все стало совсем ужасно. Мой бедный, милый Гарри был так сломлен, так подавлен. Взяла его за холодную ладонь, пальцы были слабыми, безвольными. Он не мог говорить, не мог пошевелиться, не мог даже сжать мои пальцы. Супруг закрыл глаза и отвернулся от меня, по лицу заструились слезы.
Когда я наконец вернулась домой, была уже глубокая ночь. Эрнест был раздражен, а Джинни выглядела измученной. Молча протянула письмо. Как только я увидела конверт, то поняла, что оно от Чарли.
Во время прочтения затряслись руки. Он умолял пересмотреть свое решение. Требовал дать шанс, привести аргументы. Между строк читалось отчаяние, что разорвало мое разбитое сердце в клочья.
Письмо было написано пять недель назад.
Я много думала о словах майора Пайка во время поездки домой; думала о том, что нужно за что-то цепляться, когда жизнь бросает в свободное плаванье. Для Гарри роль зацепки играла я, а в моем случае — Эрнест. Отсюда следовал неизбежный вывод: для Чарли места не осталось.
Постепенно, убивая по крошечному кусочку своего сердца за раз, я начала отпускать его, своего суженого, любовь всей моей жизни. Кто, если не я, мог спасти его от утопления?
Сильвия,
Не делай этого. Не разрушай наши мечты. Ты самая добрая, самая преданная женщина, которую когда-либо встречал. Ты не можешь прожить жизнь, построенную на лжи. Поверь, я пытался много лет. Ложь убивает изнутри, разрушает все, чем является человек. Умоляю, прошу, не делай этого. Мы построим прекрасную совместную жизнь — ты, я и наш сыночек. Будем просыпаться с рассветом, ездить верхом по лесам, гулять под луной. После всех смертей и убийств обретем мир на этой земле. Мы обязаны отдать нашему мальчику всю частичку нашей любви. Не отнимай этой возможности у меня, у него, у всех нас. Моя жизнь — пустая сфера без тебя. Я не горжусь тем, что умоляю. Я принадлежу тебе, пока мое темное сердце не перестанет биться.
Боль во время прочтения письма оказалась невыносимой. Я не могла этого сделать. Не могла вынести еще больше боли, еще больше горя, еще больше вины. Казалось, что я вообще не могу больше жить, но потом Эрнест заплакал, и я поняла, что он — мой спасательный круг. Ради него я готова на все. Отдала бы за малыша свою жизнь.
Я не писала Чарли ответ, поскольку больше нечего было сказать. Надеялась, что однажды он поймет мое решение. Надеялась, что однажды Эрнест посмотрит на меня с пониманием, когда я расскажу о его отце.
До чего чудные выдумки мы вбиваем себе в головы.
Третьего сентября союзники освободили Брюссель, а на следующий день — Антверпен. Седьмого сентября японское грузовое судно «Санъё Мару» было торпедировано и потоплено подводной лодкой ВМС США «Пэддл». На его борту находилось семьсот пятьдесят американских военнопленных: шестьдесят два человека выжили. Я перевела перехваченное сообщение от японского командира, когда судно тонуло.
Я не плакала. Дождалась конца смены, затем молча пошла домой, ощущая на лице прохладный сентябрьский ветерок.
Не успела вставить ключ в замок, как входная дверь распахнулась, и показалось бледное лицо Джинни, красное и покрытое пятнами.
— Он здесь! — прохрипела она.
— Кто?
Он стоял у входа в кухню с Эрнестом на руках.
— Здравствуй, Сильвия, — произнес Чарли.
Глава пятидесятая
День восьмой, июнь 2019
Фиона
Я лежала в объятиях Джо и погружалась в сон под ровный стук его сердца, глубоко в груди. Почудилось, что я слышу какое-то сообщение в ритме. Ночные эмоциональные качели взяли свое, и мы сразу же уснули.
Неугомонный будильник на телефоне разбудил только через несколько часов — слишком мало сна, учитывая позднюю ночь, — и пришлось отстраниться от Джо, чтобы выключить его.
— Давай обратно в постель, — сонно пробормотал.
— Ну уж нет, — сказала я, широко зевнув. — В семь утра конная прогулка.
Я планировала быстро принять душ, но Джо решил присоединиться, так что не получилось по-быстрому, поэтому мы спешили, чтобы успеть.
— Только проверю, как там Долли, — сказала я.
— Она же просила не заглядывать к ней.
— Помню, но... минутку.
Я прокралась в комнату, вгляделась в темноту и увидела неподвижную Долли, лежавшую на правом боку, как обычно.
Женщина не шелохнулась, и я уже повернулась, чтобы уйти, как вдруг что-то заставило остановиться. Наблюдала за ней с минуту, давая глазам привыкнуть к тусклому свету, ища любое движение, вздымание и опадание груди, однако разглядеть что-либо было сложно.
Простыня была сдвинута ниже, потому я забеспокоилась, что кондиционер продует ее, поэтому подошла на цыпочках ближе, стараясь не разбудить, затем протянула ладонь, чтобы натянуть ее выше. Ладонью коснулась ее руки: плоть оказалась холодной.
И я поняла.
Поняла.
Я прижала пальцы к тонкой коже запястья, но пульса не было. Надавила сильнее, пытаясь нащупать хоть что-то, но я уже знала.
— Долли, боже, Долли! — воскликнул я. — Джо!
Он прибежал и остановился, увидев меня.
— Она умерла! — воскликнула срывающимся голосом. — Умерла.
— Нет! Долли!
Он схватил ее за руку, отчаянно ища пульс, затем прижал пальцы к ее шее.
— Нет, — прошептал он. — Фиона, позвони администратору. Пусть вызовут чертового врача. Сейчас же!
Я сделала веленное. Слезы заструились по лицу, когда парень упал на колени, прижавшись лицом к ее холодной руке.
Черт знает, как портье понял меня, рыдающую и бессвязно лепечущую. Фельдшерская бригада прибыла спустя несколько минут.
Кто-то щелкнул пультом, открыв шторы, и один из фельдшеров принялся нащупывать пульс Долли. К тому времени мы с Джо молча и безнадежно обнимали друг друга. Мы знали, что ее больше нет в живых. В какой-то степени я осознавала, что Долли отправилась в последний путь на собственных условиях: больше никаких врачей, никаких больниц и домов престарелых, никаких мутного разума и отказывающего тела. Женщина мирно упокоилась после величайшего триумфа.