Поскольку таверна, судя по всему, была открыта, мне как бывалому репортеру не понадобилось набираться дерзости для того, чтобы усесться за длинный стол и заказать сидр. Здоровяк в черном показался мне очень сведущим человеком, особенно в том, что касалось местных памятников старины. Коротышка в одежде католического священника удивил меня еще большей ученостью, хотя он был гораздо менее словоохотлив. Мы хорошо поладили друг с другом, но третий – пожилой джентльмен в узких брюках – держался надменно и выглядел довольно замкнутым, пока я не коснулся темы о герцоге Эксмуре и его родословной.
Мне показалось, что этот предмет немного смутил двух других собеседников, зато помог нарушить молчание третьего. Со сдержанным выговором высокообразованного джентльмена и время от времени попыхивая своей длинной трубкой, он поведал несколько самых ужасных историй, какие мне только приходилось слышать: о том, как один из Эйров в былые года повесил собственного отца, а другой приказал бичевать свою жену, привязанную к задку телеги, которую протащили через всю деревню. Третий поджег церковь, полную детей, и так далее.
Разумеется, некоторые из этих историй не годятся для печати, в том числе предание об «алых монахинях», жуткий рассказ про пятнистую собаку или о том, что было совершено в каменоломне. И весь этот перечень злодеяний непринужденно слетал с его тонких, чопорно поджатых губ, а в промежутках он потягивал вино из высокого, узкого бокала.
Здоровяк, сидевший напротив меня, явно хотел сменить тему, но он, очевидно, питал глубокое уважение к пожилому джентльмену и не осмеливался резко прерывать его. А маленький священник на другом краю, хотя и не выказывал признаков смущения, пристально смотрел в стол и как будто испытывал душевную боль от повествования, что было вполне естественно.
– Кажется, вы не испытываете большой приязни к родословной Эксмуров, – обратился я к рассказчику.
Некоторое время он смотрел на меня, еще сильнее поджав побелевшие губы, потом вдруг сломал свою длинную трубку, разбил бокал и выпрямился во весь рост, являя собой картину безупречного джентльмена, охваченного пламенным гневом.
– Эти джентльмены скажут вам, есть ли у меня причины любить их, – ответил он. – Проклятие Эйров тяжким бременем лежит на этих местах, и многие пострадали от него. Эти джентльмены знают, что никто не пострадал больше, чем я.
С этими словам он раздавил каблуком упавший осколок бокала и удалился в зеленоватых сумерках между мерцающими стволами яблоневых деревьев.
– Чрезвычайно необыкновенный джентльмен, – обратился я к оставшимся. – Вы действительно знаете, какой вред ему причинил род Эксмуров? Кто он такой?
Здоровяк в черном диковато уставился на меня, словно озадаченный бык. Кажется, мои слова не сразу дошли до него.
– Разве вы не знаете, кто он такой? – наконец вымолвил он.
Я признался в своем неведении. Наступила очередная пауза, потом маленький священник, по-прежнему глядевший в стол, тихо сказал:
– Это герцог Эксмур.
Прежде чем я успел собраться с мыслями, он добавил так же тихо, но поясняющим тоном:
– Моего друга зовут доктор Малл, он библиотекарь герцога. А меня зовут Браун.
– Но если это герцог, почему он так проклинает всех своих предков? – нерешительно спросил я.
– Он действительно верит, что они оставили ему наследственное проклятие, – ответил священник по имени Браун и как бы невпопад добавил: – Вот почему он носит парик.
Прошло несколько мгновений, прежде чем смысл сказанного дошел до меня.
– Вы имеете в виду сказку о чудовищном ухе? – удивился я. – Конечно, я слышал ее, но ведь это суеверный вымысел, который должен иметь более простое объяснение. Мне иногда казалось, что это фантастическая версия старинных историй об уродстве – ведь в шестнадцатом веке было принято отрубать уши преступникам.
– Едва ли, – задумчиво отозвался маленький священник. – Впрочем, повторение какого-нибудь уродства в разных поколениях одной семьи – например, когда одно ухо больше другого – не противоречит науке и законам природы.
Библиотекарь, обхвативший большую лысую голову мощными красными руками, был похож на человека, обдумывающего свой долг.
– Нет, вы все-таки несправедливы к этому человеку, – хрипло произнес он. – Поймите, у меня нет причин защищать его или даже хранить верность его интересам. Он тиранил меня, как и всех остальных. Если вы видели его запросто сидящим тут, не думайте, что он не ведет себя как великий лорд в худшем смысле этого слова. Он пошлет человека, который находится за милю от него, чтобы тот позвонил в звонок, который находится у него под носом, только ради того, чтобы другой человек примчался за три мили и поднес ему коробок спичек, лежащий в трех ярдах от господина. Один ливрейный лакей носит за ним его трость, а другой держит перед ним театральный бинокль в опере…