Несмотря на то, что Ян воспитывался в соответствии новыми моральными установками, он не впитал ни один из них. Они казались ему бредовыми и настолько противными, что их стоило выжигать каленым железом. Ни одно из зёрен коммунистических идей не смогло найти себе почву для роста. Однако Ян считался одним из самых лучших воспитанников. По сути, он вёл двойную игру. В каждом интернате существовали ячейки секретной организации, которая боролась против ига непрошеных гостей. И Ян был членом одной из таких ячеек.
С шестнадцати лет он принимал участие в различных акциях и диверсиях. Но благодаря своему уму, изворотливости, авторитету одного из самых лучших воспитанников, а главное – телепатическим возможностям – он не был даже заподозрен. Он довольно быстро пробился «наверх» и сблизился с руководителем подполья Джоном Га́рвичем, прозванного серди своих Карельски. К своим двадцати двум годам Ян, несмотря на возраст, имел кре-какой авторитет в организации и состоял в боевой группе организации сопротивления землян.
По началу у организации не было названия. Земляне называли его просто и бесхитростно – «сопротивление», но никогда не писали это слово с большой буквы. Главной целью организации было выживание азурцев с планеты при помощи страха и террора, и обретение для землян свободы от «прогрессоров», от руководства со стороны пришельцев, от уничтожения культурного наследия. И последнее было немаловажно, ведь одним из пунктов «прогрессорства» в «Кодексе развития новых территорий» значилось «уничтожение и разрушение объектов псевдокультуры, направленной своим воздействием на сознание путём гибельной агрессивности». Правда, что такое «гибельная агрессивность» каждый прибывший на Землю азурец мог понимать по-своему. И, что самое обидное для землян, – объекты культуры Земли должны были быть заменены на азурские: азурские книги, фильмы, картины, компьютерные игры… Члены сопротивления желали для Земли своей собственной судьбы, возможности для землян самим вершить свою историю. До определённого времени «страх и террор» не были тотальными – сопротивление занималось лишь разрушением азурской инфраструктуры, саботажем технических объектов, «сопутствующие жертвы» сопротивление позволяло лишь в отношении СБА. Но лишь до того момента, пока на одной из закрытых планет, куда вывозили землян, не произошла техногенная катастрофа, и тысяча землян погибла на захолустной планете Ксе́нто. Тот день для землян стал днём траура, и с тех пор он стал называться «Лиловым Днём» – словно обозначая цвета выработанной породы на Ксенто. В годовщину трагедии каждый землянин носил лиловый цвет.
И это не добавило взаимопонимания с Азуром. Ответной мерой СБА стало запрещение лилового цвета одежды в любой день, кроме Лилового Дня, ставшем некоей азурской поблажкой. Лиловый стал выражением ненависти к оккупантам и симпатии к сопротивлению. Недолго думая, сопротивление подхватило его в качестве знамени. И теперь везде, где это было возможным: после акции устрашения, террористического акта или на месте преступления оставлялся маленький лиловый флажок или кусочек лиловой ткани. И тогда сопротивление получило собственное имя: они стали Лиловыми.
В ответ на борьбу Азур усилил контингент СБА на планете, присвоил ей статус закрытой, и тем самым вовсе запретил землянам вылет с планеты без получения специального разрешения – но получали его единицы.
И всё это происходило у Яна на глазах: борьба, взрывы, теракты… Неудачная пропаганда СБА, высылки, аресты, патрули, казавшиеся страшными в своих тактических шлемах. В шестнадцать лет он вступил в ряды Лиловых.
В интернате Ян подружился с Мишелем Россини. Мишель был моложе Яна на два года, но полностью разделял его идеи и действовал точно так же, как Ян. Ян помог Мишелю попасть в подполье и протащил его «наверх» за собой. Их объединяло одно – ненависть к врагам, а в остальном это были настолько разные люди, что окружающие удивлялись – как они сошлись. Мишель был импульсивен и горяч, Ян – спокоен и рассудителен.
После интерната Ян получил специальность и по разнарядке устроился на работу – соблюдая видимость примерного гражданина и образцового воспитанника. И в тоже время Ян сполна погрузился в дела Лиловых: саботаж, террористические акты, диверсии и погромы были его прямой задачей. Диверсия на космодроме «Идальгер» стала его последней задачей – но фактически была провалена с треском. Цель хоть и была достигнута, но на половину: группу обнаружили, с задания вернулись не все, хорошо ещё, что их так и не вычислили. Всем участникам той операции пришлось «залечь на дно». Прошёл почти год, прежде чем центр сопротивления с помощью шифрованной записки, вызвал Яна на явку в пассажирский космопорт «Нотре́к».
Шифровальный блокнот менялся каждые два месяца, и до сих пор единственные шифровки, которые получал Ян – это сообщение о том, в каком потайном месте лежит новый блокнот. Вызов на явку был для него неожиданностью – он рассчитывал, что центр вскоре откажется от его услуг и перестанет выходить на связь. Но разве бывают бывшие партизаны? И вот сейчас он стоял у входа в космопорт, ожидая явки.
Живая зелень вокруг космопорта – разве такое может быть? Совершенно не смотрится она на фоне космических кораблей, здания гостиницы и ресторана. Ян стоял на самом краю бетонной тропинки и смотрел на снующих в траве букашек. Ему вдруг показалось это милым и трогательным. В какой-то момент ему захотелось забыть всё и стоять вот вечность – и лишь смотреть на траву, насекомых, на природу… А что, если бросить всё – всю эту борьбу, Лиловых, СБА, всё забыть и отрешиться от всего? Может быть – вот сейчас, прислушавшись ко внутреннему порыву, он кардинально изменит судьбу и обретёт счастье? Которое, как кажется, вовсе не в борьбе?
Он сам не мог понять, откуда в нём вдруг взялась эта душевность? Почему он вдруг стал таким? Где его былая холодность, где расчетливый ум?
Идиллию нарушил диктор космопорта:
– Пассажирский рейс ноль-ноль-четыре «Планета Тахи́к – планета Земля» прибывает через четыре минуты.
Сентиментальность как рукой сняло. Он развернулся и пошёл к зданию ресторана. Сверху безжалостно палило Солнце, жарило загривок и шею. «Быстрее внутрь, к кондиционеру!» – думал он. Внутри было прохладно. Ян с удовольствием расстегнул ворот рубашки и подставился под струю живительной прохлады. Воздух задувало под одежду, стало намного лучше, чем на бетонной жаре. «Простужусь – и пусть! – подумал Ян, – Так даже лучше. Что-то мне не хочется чем-нибудь заниматься. К дьяволу все обязанности, всех врагов! Надоело всё!»
Есть не хотелось – от жары томила жажда, Ян заказал себе сок. Хотя заказал – это не совсем точно сказано. Вдоль стены стояли терминалы, сильно похожие на железные шкафы – через них принимались заказы. Он подошёл к терминалу, вслух заказал себе сок и возвратился к своему столу. Через некоторое время робот-официант должен был привезти ему заказанный напиток.
Ожидая своего заказа, он осмотрелся. В ресторане был только один землянин – он сам. Сзади перекусывали какие-то пилоты, невдалеке от щебетала стайка неземной молодежи, похожей на землян: светловолосая девушка и два высоких парня.
Ян обратил на них внимание и подумал: «И всегда-то им весело, сволочам! Почему они так счастливы: все и всегда? У них вообще бывают какие-нибудь несчастья? Может они находят счастье в своей работе? Вот эти, например, зачем сюда прилетели? Чтоб нашу агрессивность разбавлять? Не выйдет!». Ян пристально посмотрел на девушку. Она была красива: короткие пшеничные волосы, стройная фигурка. Он рефлекторно закрыл глаза и голове опять возник образ: пшеничные волосы, только не эти, другие, бездонные и такие красивые глаза… Никак, никак не избавиться от этого наваждения. Как бы он не хотел вытравить из головы этит воспоминания – ничего не выходило. Даже ненависть не могла заглушить это чувство – чувство, которое он боялся называть даже мысленно.