А может, и показалось.
-- Этим яблоням много лет, но они все еще плодоносят, -- негромко заметил Бел, отворачиваясь и доставая сигарету. -- Отец посадил их в тот год, когда я отправился на первое свое задание.
-- ...Как разведчик? -- спросил Леарза, которому эти слова больно напомнили о собственной родине. -- На какую же планету, не на нашу ли?
-- Нет, -- нехотя будто возразил Морвейн. -- На Венкатеш.
-- Каин рассказывал мне, -- со сдерживаемым гневом в голосе отозвался китаб. -- Вы исподтишка наблюдали за тем, как обитатели этой несчастной планеты шли к собственной гибели.
-- Каин не сказал тебе, что много наших разведчиков погибло тогда на Венкатеше? -- прежним ровным голосом спросил тот.
-- Да, сказал и посмеялся.
Морвейн промолчал, затянулся; кончик его сигареты при этом знакомо уже вспыхнул синеватым.
-- Это не было так уж смешно.
-- Но он посмеялся, -- раздул ноздри Леарза. -- Скажи, небось вы смеялись и тогда, когда поняли, что Руос тоже ждет гибель?
-- Нет.
-- ...Ах да, ведь к чему лишние эмоции. Молча смотрели, как мы барахтаемся в этом, хотя тысячу раз могли бы намекнуть Острону, или Сунгаю, да хоть мне!.. Но нет, ваш клятый эксперимент не подразумевал такой помощи. Вы хотели убедиться в том, что ваш путь более правильный! А тысячи человеческих жизней -- это пустое и ничего не значит!
-- Мы не боги, -- перебил его Морвейн.
-- Но это вы могли сделать! Нет, чертов эксперимент был важнее! Десять лет, целых десять лет вы только наблюдали и выжидали!
-- Да, это был долгий срок, -- негромко произнес Морвейн и снова затянулся. -- Мы были очень осторожны. Мы боялись, что Венкатеш повторится.
-- Боялись они, -- буркнул Леарза, понемногу сдувшись: вдруг на него будто повеяло холодом, и он осознал, что возмущаться бесполезно. Словно он в состоянии достучаться до крошечной омертвелой души этого человека! Что он сам для этих людей? Всего лишь нелепая реликвия с погибшей навсегда планеты!
Морвейн, не говоря ни слова, медленно пошел вниз по склону, скользя черной тенью между усыпанными снегом цветов яблонями; Леарза по инерции потащился следом, хоть уже и не ожидал ответа, да и говорить ему больше не хотелось. Так, в тишине они дошли до самого низа, где холм заканчивался и переходил в ровную лужайку, а яблоневый сад оказался ограничен низеньким забором, сложенным из тех же песчаных камней, местами поросших мхом.
Только там разведчик остановился и наконец оглянулся на Леарзу; выражение его лица в тот момент, кажется, перестало быть столь каменным, и Морвейн как раз будто хотел что-то сказать, но передумал и перевел взгляд куда-то в сторону.
За спиной Леарзы раздался женский голос. Леарза обернулся.
Она стояла на вершине холма, окруженная белоснежными яблонями, и ветерок трепал ее простенькое темно-коричневое платье. Она была похожа на яблоневый дух, с лицом круглым, как яблоко, и немного неловко принялась спускаться по траве, приближаясь к ним, так что ее милые, хоть и слегка неровные черты становились все отчетливее. У нее были вьющиеся каштановые волосы, колыхавшиеся с каждым ее шагом, и фигура взрослой женщины, осязаемая даже на взгляд. Подойдя на расстояние, достаточное, чтоб ее голос донесся до них, она на языке Кеттерле обратилась к ним:
-- Так вот ты куда утащил нашего гостя! А я думала, что вы не приехали.
Тяжелый, мутный разговор последних минут внезапно провалился в никуда. Леарза оглянулся на Бела и к собственному удивлению обнаружил, что тот будто смущен, тем не менее его ровный бас со спокойствием ответил ей:
-- Когда мы приехали, тебя еще не было дома, -- и, переходя на родной язык Леарзы, обернулся к нему: -- Это Волтайр. Она не говорит на твоем языке, но я буду переводчиком, если понадобится.
-- Я уже немного могу говорить по-вашему, -- немного взъерепенился тот. Волтайр рассмеялась: должно быть, акцент чужака показался ей забавным.
-- Я буду говорить медленно, -- пообещала она. -- Ну, Бел, ты все свои владения показал? Пойдемте пить чай!
И, не дожидаясь их ответа, она почти побежала назад, вверх по холму, к черепичной крыше старого дома. Бел только пробормотал что-то невнятное и пошел следом, вместе с ним и Леарза. Леарзу мучил вопрос, который в присутствии женщины задать он стеснялся, хоть и знал, что она не понимает его родного языка, но, с другой стороны, и говорить в ее присутствии на языке, которого она не понимает, тоже было бы нехорошо.
Так они в нелепом молчании вернулись в дом, где Волтайр первой вошла на кухню и немедленно взялась за хозяйственные дела; Бел кивнул Леарзе на старый широкий стул и опустился сам.
-- Как тебе у нас, нравится? -- беспечно спросила женщина, оглядываясь на Леарзу. На ее круглом лице образовалась улыбка, от которой будто сразу стало тепло.
-- Да, -- брякнул тот, -- очень.
-- Во всяком случае, больше, чем в Ритире, -- негромко добавил Беленос. На кухне вновь воцарилась неудобная тишина, и Леарза неожиданно даже для себя решил эту тишину развеять, спотыкаясь, принялся на языке Кеттерле, будто упражнение для профессора Квинна, рассказывать, чем он занимается в научном институте и кем он был на своей родной планете.
-- А расскажи о Руосе, -- попросила его Волтайр, -- от Бела никогда ничего не добьешься! Я его спрашивала, спрашивала, а он как воды в рот набрал.
Леарза взволнованно исполнил ее просьбу. Рассказывать о Руосе было ужасно сложно, он не знал и половины нужных ему слов, -- Белу несколько раз приходилось помочь ему, -- но уже потом Леарза сообразил, что именно это и спасло его от мрачных воспоминаний: он был так сосредоточен на чужом языке, что почти не задумывался о смысле произносимых фраз.
Волтайр тем временем поставила на круглый столик фарфоровые чашки и еще раз улыбнулась ему.
-- Молодец, -- сказала она. -- Наверное, очень трудно разговаривать на чужом языке?
-- Трудно, -- согласился Леарза. Она спохватилась будто, всплеснула руками:
-- А к чаю-то у нас!..
Тогда Бел мягко поймал ее за руку, заставил сесть.
-- Не суетись, -- совсем непривычным, почти что нежным тоном произнес он. Леарза смущенно отвернулся и уставился в окно.
-- А библиотеку ты показал? -- спросила Волтайр у Бела, тот кивнул. -- А лабораторию? А...
Леарзе стало поневоле смешно; потом он резко задумался: уж не... андроид ли она? Чересчур... живая для обычных обитателей Кэрнана. Много улыбается. Черты лица у нее не слишком изящные, и красавицей ее не назовешь, но симпатичной -- запросто, несмотря на не в меру, пожалуй, тяжелую челюсть.
Но об этом он спросить мог еще менее, чем о... ну, неважно. Внимание женщины вновь переключилось на гостя, и она стала рассказывать ему о том, чем занимается она сама, потешно стараясь говорить внятно и медленно; Леарза, правда, все равно толком не понял, слишком мало еще знал о том, чем вообще занимаются люди в Кеттерле, уловил только, что ее работа как-то связана с машинами.
Машины, и тут машины.
Остаток дня прошел на удивление спокойно; присутствие женщины будто разбавило и охладило напряжение, возникшее между Белом и Леарзой, поговорить о чем-то всерьез не представлялось возможным, да и гнев Леарзы снова как-то поутих, затаился глубоко внутри. Это Волтайр потащила их вечером на веранду, где они и сидели в сумерках, негромко переговариваясь, и Леарзе еще пришлось рассказывать ей насчет Одаренных, -- Волтайр до смешного никак не могла взять в толк, почему всякий безумец становился слугой темного бога.
-- Но ведь это просто болезнь, -- сказала она, недоуменно пожимая узкими плечами. -- Как и любая другая? Почему именно от нее?..
Леарза даже озадачился и спросил у Бела, правильно ли это слово переводится, но Морвейн только кивнул в ответ.
-- То есть, -- продолжала допытываться Волтайр, -- если человек, допустим, заболел простудой... ну ладно-ладно, возьмем что-нибудь посерьезнее, например, менингит... -- тут Беленосу пришлось объяснить Леарзе на его родном языке, что это за болезнь, -- то это ничего, и темный бог тут ни при чем?