— Кого видела? — спросила я.
За что получила уже в свой адрес испепеляющий материнский взгляд. Но мне было все равно, я снова хотела услышать от Маргарет историю, которая была страшнее всех, что я читала тайком от матери в дешевых романах, которые привозила из Лондона.
— Призрака, — тихо ответила Маргарет. — Мне ночью не спалось, и я подошла к окну. Сегодня было очень светло от лунного света… и я увидела тот же белый силуэт в оранжерее.
— Милая, тебе снова показалось, — сказала мать спокойно, но в ее голосе прорезались стальные нотки.
Маргарет упрямо замотала головой:
— Мне вовсе не показалось! Я видела ее!
— Тебе показалось. И не будем больше об этом, выкинь из головы свои фантазии. В Лильсдене нет и не может быть привидений. Элинор, дорогая, так что ты говорила о леди Мэриболд?
Элинор с радостью продолжила верещать, а Маргарет незаметно надула губы. В последнее время она все чаще рассказывала о каком-то призраке, но мать терпеть не могла подобные разговоры и пресекала их на корню. Украдкой я посмотрела на видневшуюся оранжерею, пристроенную к южной части дома. Отлично видная из окон комнаты Маргарет, вся в стеклянных окнах и экзотических растениях, за которыми ухаживал вечно ворчащий мистер Мюррей.
Мне нравилась влажная духота оранжереи, нравилось уединяться в ней с книгой в руках. А еще мне нравились истории о привидениях, но расспрашивать Маргарет наедине было бессмысленно. Она пугалась и смущалась так, будто ей не двадцать один, а десять. Но я знала, скоро у меня будет союзник касательно потустороннего мира: Фредерик любил подобные вещи так же страстно, как и я.
Солнце уже двигалось к закату, а слуги начали зажигать огни в особняке, когда от него подошел мой младший брат. Ллевелину было четырнадцать, и казалось, он всегда с трудом прятал улыбку в уголках губ. Возможно, так оно и было на самом деле.
— Матушка, слуги видели с верхних этажей, что приближается экипаж.
— Верно это ваш отец и Фредерик, — мать сразу заторопилась. — Пойдем, встретим их.
Мы и без того собирались уходить в дом, но новый повод прибавил нам энтузиазма. Раньше мы с визгом бросались к подъездной дорожке, теперь же просто поправили ленты шляпок и чинно направились встречать. Пусть я и была младше всех, но даже мой первый сезон в Лондоне уже прошел.
Вскоре из-за деревьев действительно показался экипаж. Стоило лошадям притормозить у дома, как дверца распахнулась, и оттуда выскочил Фредерик. Он пошел больше в мать, нежели в отца, и я знала, лондонские дамы находят его весьма привлекательным. В отличие от Ллевелина, скрывавшего улыбку, Фредерик всегда улыбался от души. И в нем сквозила такая стремительность, такое движение вперед и страсть во всем, что он делал, что перед его напором не могло устоять никакое дело.
— Как я рад снова быть дома!
Наплевав на правила приличия, я тихонько взвизгнула и бросилась на шею брату. Он подхватил меня, приподняв над землей, а затем рассмеялся и поставил на землю, от чего моя шляпка на распустившихся лентах все-таки упала на спину. Я с трудом успела ее подхватить, чтобы она не шлепнулась в грязь.
Кэролайн последовала моему примеру, тоже заверещав. Маргарет наверняка хотела сделать то же самое, но просто скромно опустила глаза. Элинор же воплощала собой достоинство и степенность, только кивнув и подав брату руку. Мать улыбалась.
Следом за Фредериком из экипажа не торопясь выбрался мой отец, Эдвард Лойд. Мы приветствовали его куда более сдержанно, хотя и тепло. Мы толком не знали этого человека, такого важного в Лондоне и такого безумно далекого от нас. Мы с удовольствием оставили отца на попечение матери и ее нежности, а сами увели Фредерика в дом, наперебой рассказывая ему новости — как будто мы расстались не пару недель назад.
Я оказалась права: с приездом брата я обрела верного союзника. Поговорить с ним наедине удалось только следующим вечером. Он сам нашел меня в библиотеке и подарил свеженький роман. Тогда-то я и поведала ему о рассказах Маргарет. Глаза брата тут же загорелись, и он заявил, что мы раскроем тайну нашего призрака, чего бы это не стоило.
После долгого разговора, больше похожего на допрос, учиненный Фредериком, Маргарет не смогла ничего добавить к тому, что порой по ночам видит призрак женщины в оранжерее. Мы решили тем же вечером затаиться в комнате Маргарет и самим посмотреть на таинственного визитера.
Маргарет наша затея не понравилась, поэтому она на полном серьезе легла спать. Но я и Фредерик, застывшие на наблюдательном посту у ее окна, так громко шептались, что в конце концов, она сдалась.
— Так не пойдет, — Маргарет откинула одеяло и выбралась из постели. — Давайте тогда с вами посмотрю.
Правда, оказавшись у окна, она вовсе не заразилась нашим боевым духом.
— А если нас тут найдут? — начала она причитать громким шепотом. — Что тогда будет? Отец такое устроит! А маменька!.. Страшно подумать.
— Мы им ничего не расскажем, — заверил ее Фредерик. — Это же наш призрак.
— Да вы так шумите, что скоро весь дом соберется.
— Шумишь пока больше всех ты, малышка Маргарет.
— Перестань называть меня малышкой.
— Ну, для меня ты всегда будешь младшей сестрой.
— Тише вы! — шикнула я. — Смотрите, что там?
Фредерик и Маргарет затихли, вытянув шеи. И действительно, казалось, будто в оранжерее кто-то ходит, колеблются мясистые зеленые листья экзотических растений, а между ними то ли туман, то ли белое кружево призрачной девы. То ли просто неверный отблеск лунного света на стеклянных стенах.
— Это она! — отчаянно зашептала Маргарет. — Призрак!
Фредерик прищурился, у него всегда было не очень хорошее зрение. А потом пожал плечами:
— Пойдем проверим.
Маргарет посмотрела на брата так, будто он сам в одно мгновение превратился в призрака. Ее глаза походили на два блюдца, которые подавали с чаем к ужину.
— Как мы можем узнать, что там на самом деле? — продолжил брат. — Пойдем да посмотрим. Есть там призраки или это воображение.
Фредерик направился к двери, я с восторгом последовала за ним, но Маргарет, конечно же, наотрез отказалась. И я была готова поспорить, что стоило нам выйти из комнаты, она снова забилась под одеяло.
Я и брат следовали по темному дому, старясь двигаться как можно тише — но, конечно же, это не всегда получалось. То скрипнет панель на полу, где шагаем, то трещит ступенька лестницы, по которой спускаемся. Я чуть было не свалила маленький резной столик с вазой, что стоял под портретом бабушки в галерее — Фредерик подхватил его в последний момент.
Мы сами походили на двух призраков, бредущих в доме из дерева и лунного света, выхватывающего то наши бледные лица, то деревянные панели по стенам, то пушистые ковры под ногами, которыми так гордилась мать. То смутную, такую же призрачную, как мы сами, мебель.
В оранжерею было два входа, один с улицы, а другой прямо из дома — к нему-то мы и подошли. Фредерик положил ладонь на ручку двери и театрально посмотрел на меня. Хотелось его стукнуть, чтобы он пошевеливался, но я сдержалась и только кивнула.
Оранжерея встретила нас влажной духотой и застывшими силуэтами растений. На фоне стекол и лунного света они действительно выглядели мрачновато.