Выбрать главу

Нельзя, разумеется, путать эпохи, перенося сегодняшнее отношение к лубянским монстрам на то отношение, которое они вызывали тогда. Тем более в кругу людей, романтически боготворивших «карающий меч революции». Литературный критик Бенедикт Сарнов в своих мемуарных заметках воспроизводит такой эпизод. Дело происходит в семидесятых годах. Мемуарист гостит у Лили в тот момент, когда другой гость приносит ходивший тогда по рукам «самиздатовский» рассказ Солженицина «Правая кисть» — о перетрудившемся на своей работе чекистском палаче. «Я <вслух>, — рассказывает Сарнов, — дочитал рассказ до конца. Слушатели подавленно молчали. Первой подала голос Лиля Юрьевна. Тяжело вздохнув, она сказала: «Боже мой! А ведь для нас тогда чекисты были — святые люди!»

И это, конечно, сущая правда. Именно так и от носились к чекистам в ту пору люди ТОГО —  бриковского, а не какого-то другого — круга. Общаясь с чекистами, дружа с ними, выполняя их «скромные» просьбы, они поступали по совести, а не вопреки ей. С полной и искренней убежденностью полагали, что делают правое дело. Извиняет их это или не извиняет — вопрос другой. Важно понять, какие чувства ими тогда руководили. Тогда — не потом...

В начале августа 1922 года Лиля наконец-то двинулась в путь. Задержавшись на несколько дней в Берлине, 18 августа она продолжил  его в Лондон. Несколько дней провела с матерью наедине. Устав ее ждать, Эльза вернулась в Париж, но, получив известие о приезде Лили, поспешила на встречу с ней. Только теперь Лиля узнала о переменах в семейной  жизни сестры. О том, как встретились Лиля и Елена  Юльевна, ничего не известно. И Лиля и Эльза в своих мемуарных записках обходят этот вопрос стороной. Потому, скорее всего, что трещина склеивалась с трудом, напряжение не проходило. Что могло изменить позицию матери? Образ жизни дочери, полностью ей чуждый, не только не стал иным, но лишь приобрел эпатирующую публичность. Имени Маяковского она по-прежнему не могла слышать, но и прессой, и молвой Лиля была с ним связана неразрывно. Мать принимала эту реальность, но смириться с нею не могла. Разведенная Эльза тоже не оправдала надежд— ни у одной из дочерей нормальной семьи не сложилось.

Маяковский и Осип оставались в Москве, приводя почти все время на даче. По соседству жила молодая красавица Тамара Каширина, студентка театральной школы и начинающая актриса, работавшая с Мейерхольдом. Вскоре в нее влюбится Исаак Бабель, и она родит ему сына. Еще позже она станет женой другого писателя — Всеволода Иванова — и останется верной этому чувству на многие десятилетия: до самого конца.

Тамара познакомилась с Лилей перед тем. как та отбыла за границу. Отбыла, наказав Тамаре «следить» за Маяковским «Следила» не столько она за ним, сколько он за ней. Ухаживал настойчиво, но не навязчиво. Катал на лодке по пруду, брал с собою в театр. Такого флирта Лиля никогда не боялась. Считала его нормальным и даже желанным. Тамара и Лиля станут друзьями, и дружбу эту ничто омрачить не сможет.

Перед тем как отправиться в Лондон, Лиля сумела достать немецкую визу для Маяковского и для Осипа. Самым распространенным мотивом для едущих за границу был в те годы мотив «лечебный». Все знали, что с медициной в советской России дела обстоят неважно, и те, кто был у властей на хорошем счету, отправлялись лечиться за границу. Чаще за государственный счет, иногда и за свой. Просьба о визе «для лечения» почти всегда удовлетворялась— особенно немцами.

По легенде, Маяковский и Брик выезжали на лечение в Баварию, в курортный городок Бад-Киссинген. Это не помешало Маяковскому перед отъездом публично заявить на своем вечере в Большом зале Московской консерватории: «Я уезжаю в Европу, как хозяин, посмотреть и проверить западное искусство». И еще: «Я еду удивлять». Не очень-то похоже на больного, нуждающегося в немецких водах...

Ни в какой Киссинген два друга, разумеется, не поехали. С остановками в Петрограде, потом в Таллине они пароходом добрались до Германии и встретились с Лилей в берлинском «Курфюрстепотеле», который стал с тех пор постоянной их резиденцией при наездах в германскую столицу. Лиля была не одна — с ней приехала Эльза. После четырехлетней разлуки все четверо наконец-то «воссоединились».