Истина вдруг поднимается во весь рост. Яростным движением она сбрасывает свою мантию; мантия падает на спинку трона. Истина видна теперь вся, смуглая, полунагая, с руками, скрученными за спиной, со связанными ногами. Вуаль, окутывавшая ее рот и подбородок, тоже свалилась, открывая драматический лик гитаны. Во рту у нее кляп. Она неподвижна, но чувствуется в ней дикая сила, готовая разорвать связывающие ее путы. В ее свите смятенье.
Господь бог (торопливо). Закройте! Спрячьте! Скорей! Скорей! (К толпе.) Дети мои! Не смотрите! Опустите глаза! Опустите! Кто увидит Истину нагой, тот, если мужчина, будет обманут своей женой, а если девушка, навек онемеет... Направо кругом! Голову вниз! Пусть никто оборачиваться не смеет.
Все по команде делают полуоборот и стоят спиной к Истине или закрывают лицо руками. И как водится, там и сям девушка или проказливый паренек стараются подглядеть сквозь пальцы. Носилки опускают на землю, и телохранители, нажимая на обнаженные смуглые плечи Истины, заставляют ее снова сесть.
Господь бог (подходя, вполголоса). Бесстыдница! (Телохранителям.) Уж на этот раз привяжите ее покрепче! (Истине.) Неблагодарная! Тебе не нравятся твои золотые узы?
Истину со всяческими знаками почтения накрепко приторачивают к спинке трона. На плечи ей снова торжественно возлагают золотую ризу, после чего носильщики, журналисты и прочие делают три шага назад, преклоняют колени, простираются ниц перед золоченым идолом и снова занимают свои места вокруг поднятых носилок. Вся эта церемония совершается в полном молчании. Толпа стоит неподвижно, словно оцепенев.
Господь бог. Берегись! Ну, теперь, дети мои, смотрите!..
Все оборачиваются.
Толпа (охвачена восторгом, все машут шапками платками, пальмовыми ветвями и зонтиками). Да здравствует Истина!
Медленно и торжественно перед толпой дефилирует кортеж Истины. Полишинель, о котором все забыли, взгромоздился тем временем на вершину острой скалы и оттуда наблюдает эту сцену молча, но не без кривляний. Вдруг он разражается неистовым смехом на высоких нотах, покрывающим гомон толпы. Все глаза обращаются к нему.
Он хохочет так заразительно, что мало-помалу вся толпа, еще не понимая, в чем дело, тоже начинает смеяться: через минуту она уже хохочет гомерическим смехом, который все заглушает.
Господь бог (в сердцах, грозя Полишинелю кулаком). Проклятый горбун! Испортил мне весь парад... (Спохватившись.) Благословляю тебя, сын мой! Благословляю... (Благословляет его.)
Полишинель (Истине). Будь покойна, кузиночка! На тебя надели намордник, тебе заткнули рот, но и сквозь повязку я слышу твои крики, сквозь покрывало я вижу, как ты в клочья рвешь кляп зубами! Они заковали тебя в цепи, но они боятся своей пленницы, и молчание твое звучит громче, чем все их пышные слова! Будем смеяться, кузиночка! Будем смеяться! Мы еще им покажем!
Процессия направляется к мосту.
Народ. Куда вы? Они уходят! Остановитесь!..
Господь бог. Пропустите! Посторонитесь!
Полишинель. Ты покидаешь нас? Уходишь?
Господь бог. Да не смущается сердце ваше, возлюбленные мои чада! В качестве вашего бога я должен первый перейти по этому мосту! Не мешайте мне! Прежде чем открывать военные действия, я попробую применить меры нравственного воздействия. Я намылю голову этим нечестивцам, я ослеплю их светом Законности и Свободы, и на это подобие древнего Содома я обрушу мои испепеляющие громы! Позвольте же пройти, нуте! Не тревожьтесь! Это дело одной минуты!
Головная часть процессии вступает на мост. Хвост ее — журналисты и дипломаты — остается на этой стороне.
Караул урлюберлошей. Прохода нет! Wer da?[3]
Господь бог. Herr Gott[4]. Вот мой паспорт.
Караульные. Derr alte Gott! A! Паспорт в порядке! Пропустите нашего старого бога!
Господь бог. Мой первый камергер, сюда!
Полишинель (со своего наблюдательного поста). Что это он делает? Опять раздевается!..
Господь бог с помощью своих камергеров проворно снимает галлипулетский мундир и облачается в военную форму урлюберлошей; надевает на голову тюрбан. Навстречу ему выходит процессия из урлюберлошских вельмож и сановников в таких же тюрбанах.
Караул урлюберлошей (возвещает). Его величество Великий хан — хан Вилли-хан — всем ханам хан!
Господь бог спешит навстречу Великому хану урлюберлошей. Они обнимаются.
Господь бог и Великий хан. Мой сын... Мой брат... Мой дядя... Мой кузен... Мой кум...
После многочисленных приветствий они обмениваются тюрбанами и снова обнимаются смеясь. Затем Господь бог подводит Великого хана к Истине, которая по-прежнему сидит, привязанная к своему трону; носилки опущены наземь, и вокруг них стоят уже другие носильщики. Великий хан склоняется перед ней в низком поклоне, потом оборачивается к Господу богу и что-то вполголоса говорит ему, указывая глазами то на небо, то на Истину. Господь бог, храня на устах обычную свою величавую и благодушную улыбку, утвердительно кивает. Затем обращается к новому эскорту Истины.