Толпа засуетилась, обе фракции замешкались, и у каждой на то нашлись собственные причины. Имперцы выхватывали оружие после временного перемирия. А Маранийцы переглянулись, хоть и не все, большая часть обменялись взглядами между собой, а потом участники игры в гляделки разом уставились на Горга. И неспроста…
– Немедленно призовите весь орден! Каждого, мля! – свирепо разорался Нергул. – Убить меня вздумал, сука… Я покажу! Мне, мля, тысячи лет! – ярость лилась из него вёдрами.
Один из Демонов объявил общий призыв. Дальше все ожидали появления Светлой половины братства Хаоса и схватки с преимуществом отступников примерно вдвое, чтобы уровнять шансы против Собирателя.
Впрочем, как и предполагалось, сообщение прошло, а порталов не открылось. Пять… Десять секунд, а в ответ тишина. Часть Демонов застыла, ломая голову насчёт причины задержки, а оставшиеся улыбнулись.
Имперцы сильно напряглись, но, не наблюдая последствий, тоже посмели улыбаться, что ещё больше взбесило Нергула.
– Видишь ли… Чуть посовещавшись с бывшими коллегами, мы решили, что они сегодня не будет тебе помогать. Знаешь, всего-то донёс до них несколько слухов, другие подкрепил фактами и всё… Как думаешь, может, все тебя тупо очень сильно боялись, а в душе ненавидели всем нутром… – выйдя из группы, заявил Сириус, предложив довод в качестве ответа, а не вопроса.
– Что? – удивлённо произнёс Нергул, искренне не веря в происходящее.
Образ Азраиля исчез вместе с крыльями и косой, но покрытие из мглы и прочее осталось при Орталеоне.
Нефилим реально подобного не ожидал и не понимал, в чём дело. Конечно, держал всех подчинённых в ежовых рукавах, зачастую заставляя действовать вразрез с внутренней моралью, ломая личности, но считал братство единомышленниками, вознаграждая преданность, а здесь массовое предательство.
– Убить их! Чего все стоите, пнуть надо?! – разорался разочарованный Нергул с непомерным возмущением.
Впрочем, в рядах Метеора проявилось явное противоречие, больше половины колебались, некоторые дёргались и нервничали, другие спокойно смотрели на Горга, но совместно игнорируя приказ. С места сдвинулись всего семеро Тёмных, причём преимущественно Безликие, и пошли на врагов, разминаясь и обнажая клинки. В их готовности умереть за Нергула не было никаких сомнений, а потому заговорщики обошли таких стороной, не посветив тех, кого считали радикалами.
Да и то, как оказалось, в самый ответственный момент прошло не без исключений даже среди самых верных. Выполняющие приказ Маранийцы вновь застопорились, обернувшись на неподчиняющихся.
И тут Горг сделал шаг вперёд. Очень спокойно и лаконично, с простотой в голове и на языке он сказал:
– Не думаю, что ты прямо сейчас в состоянии сделать мне очень хорошее предложение… А потому – хештег с Земли «команда посланника Смерти», – прозвучала насмешка. – Да и остальные решили, что пора бы тебе уже на покой. Не только Светлые выступили против. Это наш общий выбор! – пояснил Горг. – Сколько можно, Нергул? Тысячи смертей, и ради чего, каковы цели? Ради управления Лимбом? Ради власти? Жители сами смогут решать, когда им жить, а когда умирать! Да, войн будет много и насколько кровавых, неизвестно, но мы будем страдать по своей вине, а не ради твоей забавы. Всё кончено!
Тут Нергул окончательно свихнулся. Надулся и покраснел, на лице появилась выразительная ярость, аж глаз задёргался.
– Вы ничего не понимаете! Идиоты! Вы погубите все восемь измерений. Без меня вся жизнь сгинет!
Нефилим отчётливо прочувствовал скоропостижность грядущей кончины. Навязчивая обида завладела разумом, потом динамичное отрицание и угнетение отгружающих с признанием себя жертвой обстоятельств. Преданный и напуганный, осознающий, что его ненавидят и, видимо, очень давно. Причём те, кто находился ближе всех. Он никогда не считал себя плохим, ведь искренне верил, что один несёт тяжкий груз целого мира на своих плечах.
Из известных герою, среди мятежников были только Горг и Хак, а среди выполняющих клятву – Уриус.
Сохранившие верность Нергулу так и стояли, уставившись на собратьев, глазами умоляя одуматься. Но даже они не чувствовали однозначной уверенности. Всего четверо из семи не побоялись умереть за убеждения после вскрывшихся обстоятельств, и не рассматривали отступление ни при одном из возможных раскладов.