Я решительно толкнул дверь и шагнул внутрь серого дома. Комната, невообразимо большая по сравнению с тем, каким здание казалось снаружи, оказалась совершенно пуста, если не считать винтовой лестницы в центре. Тут-то впервые за время путешествия меня посетил слабый страх. Здравый смысл, воспитанный на фильмах ужасов, говорил мне, чтобы я не смел подниматься на второй этаж. Природный авантюризм ввязался с ним в спор, доказывая, что раз уж я и так покойник, бояться мне нечего.
Авантюризм победил, и я поднялся на второй этаж. Одетый в белый докторский халат человек, ссутулившись, сидел ко мне спиной. Через секунду до меня дошло, сколь отвратительна была окружающая его обстановка. Шевелящиеся, словно дышащие, бледные кожаные мешки с красными прожилками — всюду, всюду! Они росли из пола, нагромождаясь друг на друга, и свисали с потолка гигантскими виноградными гроздьями. Я схватился рукой за лестничные перила, чуть не потеряв равновесие от охватившего меня отвращения. Меня замутило, хотя с момента смерти в моем рту не побывало и маковой росинки.
Человек обернулся. Я ожидал увидеть некую чудовищную рожу, но у него оказалось вполне обыкновенное лицо, если не считать полностью черных глаз без белков. На кончик маленького носа сползли очки в тонкой оправе, и незнакомец поправил их привычным жестом, оставив на носу красное пятнышко — его руки были в крови.
Я не мог выдавить из себя ни слова. Меж нами повисло неловкое молчание.
— Доброе неутро, — сказал незнакомец бесцветным голосом. — А вы кто будете?
— Да так, праздношатающийся, — смог выдавить я. — Не буду вас отвлекать, пожалуй.
И я начал спускаться по лестнице спиной вперед.
— Нет-нет, постойте.
Я застыл, не в силах шевельнуться. Не знаю, имел ли его голос надо мной такую власть, или то было самовнушение. Видимо, первое предположение оказалось верным, потому что в следующее мгновение мое тело против моей воли поднялось обратно на верхнюю ступень, как при обратной перемотке.
— Переиграем, — сказал человек в халате. — Доброе неутро. Кто вы?
Я не мог выдавить из себя ни слова, задыхаясь от паники, и скосил глаза под потолок в безмолвном призыве помощи свыше. Над моей головой в опасной близости висел кожаный мешок. Когда я впервые поднялся сюда, то принял его за обычный куль с барахлом; теперь же видел сквозь тонкую мембрану, как внутри что-то шевелится. Я не мог отвести взгляд от этого движения. Мешок, кажется, ощутил мое внимание, потому раздулся, угрожая коснуться моего лица. Я подумал, что если это произойдет, я умру во второй раз. Мое сердце разорвется, а потом странный человек в белом халате расчленит дохлые останки и развесит в других мешках.
Будто в подтверждение моих догадок, к внутренней стенке мешка прижалась крошечная пятерня. Ладонь младенца.
— Господи! — вырвалось из моих уст.
— Слишком самоуверенно величать себя таким образом, — заметил незнакомец.
— Не думаю, что моя личность так важна… здесь и сейчас, — проговорил я. Ладонь снова исчезла в глубинах мешка. Способность двигаться вернулась ко мне, и я опасливо отошел в сторону.
— Назовите хоть какое-нибудь имя. Неужто так сложно? Неприлично являться в чужой дом, даже не удосужившись представиться.
— Данте, — брякнул я наобум, вспомнив из ужастиков, что имя может дать демону власть над человеком… Или наоборот?
— Данте? Ха! Пусть будет так.
— А вы?
— Доктор. Просто Доктор — для вас. Вы же не хотите назваться настоящим именем. Значит, не узнаете моё.
— Справедливо. Можно где-нибудь присесть? — спросил я, осмелев.
Доктор кивком указал мне на стул подле себя. Обычный стул с четырьмя металлическими ножками. Я аккуратно приземлил на него свое седалище, ожидая подвоха. Доктор вернулся к своему непонятному действу — кажется, он что-то шил. Перед ним лежало множество полупрозрачных пленок, одну из них он протыкал иглой по периметру.
— А что это? — прервал я затянувшееся молчание.
Доктор недоуменно воззрился на меня, и я повёл рукой вокруг.
— Мой дом, — ответил он. Непробиваемый малый.
Тогда я ткнул указующим перстом в один из кожаных мешков.
— А, это! Утробы для душ низшего порядка.
Я завис, переваривая услышанное.
— Вы, наверное, размышляете: «а к какому порядку принадлежит моя собственная душа»?
— Нет…
— А надо бы, — и он ткнул мою руку иглой. Я вскрикнул, прижимая конечность к груди, не столько от боли, сколько от страха перед неизвестным — мало ли что еще придет в голову этому экзекутору. — Ну, не нужно таких драм!