— Тогда почему я был мокрым, когда вернулся?
— Потому что вы и есть душа?
— Это вопрос?
— Где?
— Перестаньте, — я схватился за голову, — просто отправьте меня туда, куда обещали.
Доктор коснулся моего лба.
Опять вода! Смело выныриваю. Передо мной — суицидница.
— Док, почините навигатор! — кричу я в потолок. — Вы издеваетесь?!
Или…
— Это ты? — обратился я к девушке в розовой воде, не веря своим глазам. — Ты — реинкарнация Христа… да?
Нет, не может этого быть. Тогда зачем я здесь, снова и снова? Доктор делает это намеренно? Или нет?
Я понял! Я должен что-то исправить, что-то поменять. Видимо, в прошлый раз скорая не успела приехать.
Опять выскакиваю из ванной, бегу на кухню, ищу аптечку. Взял бинты и йод. Н-да… Не очень хороший из меня реаниматор… реаниматолог… воскрешатель?
И я бегу с банкой йода в вытянутых руках, твёрдо намеренный мазать им резаные вены, бегу, пока не поскальзываюсь и не бьюсь головой о кафель.
— Да ничего я не видел, — опережаю вопрос Доктора, потирая лоб. Голова гудит от удара об угол. — Опять та же девка. И опять мне её не спасти. Что за день Сурка вы мне устроили?
Тот открывает рот, но я тут же перебиваю:
— Я куда просил меня отправить? Ко Христу! А вы что сделали? Специалист, называется! Веры вам больше нет.
И я опять засобирался на выход. Доктор пытался остановить меня, хватал за простыню в цветочек, увещевал, но я был непреклонен.
— Подумайте над своим поведением, — сказал я, хлопнув дверью.
— Ну что, как там дивный новый мир? Как стройка? Как генномодифицированные мысли? — зашептал я на ухо какой-то девушке из сектантов, приобняв её за плечи. Она дёрнулась от моего прикосновения и вся сжалась. Была б ежом — выпустила бы шипы, пронзила бы мою бесцеремонную плоть, уничтожила — и больше не касалась моих мерзких останков. Я подкрался к ней на улице недалеко от отеля.
— «Фу какой противный», — протянул я, опережая её слова. — Подходит, за плечи лапает? Кто ему на то разрешение дал? Отвратительно.
Не буду с ними церемониться. С одним в своей жизни поцеремонился — и вот чем закончилось.
— Вы откройте своё сердце, наполните его любовью и всепрощением, — опять заговорил я тихо-тихо. — Вас же учили в общине… разве нет? Любовь — это единственное, чем мы спаслись с грязной Земли, измерения глупых смертных… так любите своего ближнего, любите меня…
И я обнял её крепче.
— Нас спасла не любовь, а Намерение и его твёрдость, — сдавленно отозвалась девушка.
Ах да, я перепутал секты. Но отступать было поздно.
— Что есть Намерение, как не высшее проявление любви? — промурлыкал я.
— Отпусти меня, — девушка вырвалась. — И не подходи больше! Не то тресну!
Она была похожа на Мирей Матье в лучшие годы, только выше, тощей щеками, короче носом и рыжеватая. То есть, совсем не похожа на Матье. И, она определённо напоминала мне кого-то ещё, но кого?
— Я же ближайший сподвижник Мессии, он говорил мне больше, чем вам. Разве не хотите узнать, что именно?
— Не подходи ко мне! — выпалила она, убежав в гостиницу.
Единственное, чего мне на самом деле от неё хотелось, так это растерянности, может, злости. Я их получил. Теперь мне не одному плохо.
Пока меня не было, гостиничный холл пребразился. Стал уютным, как настоящий Дом с большой буквы. Камин, кресла, пледы, книжные полки… Какая-то книга корчится в огне — моя «Паразитология», скорее всего.
Одни тёплые тона, будто бы мы не в гостинице на почти-парижской улице, а в шале или домике «под Скандинавию».
— А вы молодцы. Всё выглядит… чудесненько, — сказал я Давиду. Тот отдыхал рядом, болтаясь в кресле-качалке туда сюда, как маятник. Его голова того и гляди, отвинтится и улетит… как тапок с ноги Доктора. Только тапок не улетел — волшебный был.
— Спасибо, — ответил вице-лидер всея секты. — Рад, что тебе нравится. А как твоё сознание? Удалось привести в порядок?
— Да так… забиваю всем подряд, чтобы червячку было не пролезть, не протиснуться…
— Зря. Ты бы наоборот, учился пустоте. Без мыслей. Понимаешь, о чём я?
— Понимаю, да не смогу так сделать, — вздохнул я, усаживаясь в кресло напротив. — Я ж не просветлённый.
— А зачем девушку пугал? Там, на улице?
Откуда он знает? В окно смотрел!
— Пытался завести друзей, только и всего.
— Объятия и шептанье на ухо — средства для тех, кто остался на той стороне, — назидательно выдал Давид. Даром что палец вверх не поднял, как бородатый китаец с картинки. — Здесь собрался цвет человечества, люди с ярчайшим потенциалом. И у них наилучшие душевные качества. Не надо пытаться их соблазнить.