— Хорошо, хорошо! — выпалил я. — Какова моя собственная душа?
— О! Душа перерожденца. Не особо чистая, раз оказалась здесь. Это поправимо.
— А вы, стало быть, людей перерождаете?
— Я создаю ещё ни разу не рождавшихся.
На этих словах Доктор поднял с пола пустой мешок, взял мою пострадавшую руку и собрал немного крови краем мембраны.
— Вырастим вашего духовного близнеца.
— И что… все они из чьей-то крови?
— Конечно, нет! Как бы тогда я вырастил самую первую душу? Вон тот — из камня, вырастет стойкий, как скала. Этот — из дерева, будет деревяшка мозгами, вот как вы сейчас. Ну а та соткана из сострадания рассветного неба. Раритет.
Я обзавидовался душе, сделанной из неба, и не решался спросить, какой материал послужил основой мне самому. Но, Доктор и так понял суть моего невысказанного вопроса и слизнул каплю крови с иглы.
— Из несбывшейся надежды.
Какой унылый ингредиент. Неудивительно, что вся моя недолгая жизнь оказалась чередой разочарований. Сколько я ни жонглировал амбициями пред равнодушным лицом судьбы, все без толку.
— Поспешу развенчать ваши саможаления: это можно было исправить в течение любой из шести предыдущих жизней. Запас страданий иссяк еще на первой.
— Зачем вообще было делать душу из такого… грустного материала?
— Потому что он у меня был. Не люблю, когда в хозяйстве бесхозные вещи. Что до несбывшейся надежды… это моя собственная, если вас утешит, — сказал Доктор, помрачнев. — Ну вот, испортили настроение.
— Тогда я, пожалуй, могу быть свободен? — спросил я.
— Куда вы так торопитесь? Данте, очнитесь! Вам некуда идти. У вас больше нет ни дома, ни семьи, ни отечества.
— Расскажу о своем открытии случайным попутчикам. Тем, с которыми я сюда попал. В это измерение, в смысле.
— Что ж… Идите к ним. Всё равно вернётесь.
Видимо, не так уж сильно я портил ему настрой, раз Доктор не хотел со мной расставаться, хоть и старательно не показывал виду. Изголодался по общению, бедный, одичал. Чёрт, я его оправдываю.
Я выбежал из странного здания со скоростью мысли, тут же кликнул черепаху и, еле успев забраться на ее внезапно показавшуюся пухом спину, направился к точке старта.
Этой точкой для меня была площадь перед Эйфелевой башней, приметной издалека. Все окрестности покрыл тонкий слой праха, похожий на снег — такими я их застал, еще отправляясь в путь. Только вот сектантов на площади уже не было; не встретил я и следов, которые должны были остаться на поверхности праха. Моё сердце взволнованно забилось в груди. Да, они мне не нравились уже после того, как я перекинулся с ними десятком фраз, но хоть какие-никакие, а люди. В подавляющем большинстве даже мои соотечественники.
— Есть тут кто? — крикнул я. Голос потонул в тишине. — Хоть кто живой… или мёртвый!
Никого. Я бросился к ближайшему зданию, распахнул двери. Пустое фойе. Еще дверь, и еще одна. От страха перед грядущим одиночеством меня затрясло сильнее, чем от встречи с Доктором.
— Черепаха! — кликнул я, прикоснувшись к земле. Но и та сгинула. — Нет, нет, только не это! Только не это. Что угодно, только не…
Я уже не знал, которую дверь открываю. Сбился со счета. Я забрался под лестницу грязного, неприметного подъезда, сел, обхватив колени руками, и застыл, намереваясь не менять позу до скончания веков. Зачем мне быть, если я — единственный человек, единственное (не могу сказать «живое») существо?
Постойте, есть ещё Доктор. В крайнем случае, можно снова наведаться к нему в гости. «Все равно вернётесь», — прозвучали его слова в моей голове так ясно, будто Доктор стоял на расстоянии трех шагов. Я поднял голову. Конечно же, я один в этой мрачной каморке.
Но я не хочу опять пересекаться с этим маньяком! Или хочу?
Нет, не хочу. А, понял: хочу, но другого. Только удостовериться, что Доктор не исчез вместе с сектантами. Мне будет спокойнее. Когда-нибудь я, может, и поговорю с ним еще раз, если мне вдруг пожелается. Идея временно воодушевила меня, и я выбежал на улицу, в неприветливые объятия тишины.
Где же тот дурацкий дом?..
Вокруг был лабиринт проулков, которые я напетлял верхом на черепахе, стремясь заполнить внепространственный городишко осколками своей памяти. Будь черепаха здесь, она могла бы взять след… наверное. Я не мог даже примерно вспомнить, в какой стороне обитал Доктор. Чертов топографический кретинизм.
Я опустился на колени, ласково поглаживая землю, как домашнюю кошку, и принялся причитать:
— Черепашка! Черепашечка моя! Вернись! Я больше никогда не буду думать, что у тебя твёрдая спина! Эх. Ладно. Есть тут ручной слон?