— Зачем она вообще туда поехала? Подорвалась, как на пожаре.
— Наркотики? — отозвался Доктор, скорее вопросительно, чем утвердительно. — Поэтому она не стала обращаться за помощью к отцу. Вы видели тот дом и обстановку, должны были догадаться, что она не сама заработала на такое жильё… Но она самостоятельная девочка, мне нравится. Взяла месть в свои руки. Итак, вы хотите знать, что было дальше?
— Нет.
— Она познакомилась с ВИЧ-положительным парнем на форуме. Убедила его, что любит, что готова разделить с ним жизнь и смерть. Они начали встречаться, и это продолжалось до тех пор, пока Хлоя сама не получила положительный анализ.
— Дайте угадаю, потом она переспала с каждым насильником, чтобы заразить?
— Так. Вы просто мастер портить хорошие истории. Я хотел показать вам целый фильм из чужой жизни, а вы скомкали весь сюжет.
— Потому что мне не нужен этот чужой сюжет. Мне разобраться бы со своим.
— Вас даже не впечатлила изощрённость её мести?
— Меньше, чем вы могли надеяться. У меня, кстати, был знакомый, любитель быстрого перепихона в туалете, ну, через дырку между кабинками. Он так боялся заразиться СПИДом, что тоже нашёл, как себя заразить, и сделал это. Затем его жизнь стала сладкой и спокойной. Хотел бы добавить, что короткой — но моя оказалась ещё короче, не так ли?
— Какой вы прожжённый тип. Ничем вас не удивишь.
— Могу я поинтересоваться, когда вы покинете мою голову?
— Я уж и сам собирался уходить. С вами стало нестерпимо скучно.
— Взаимно. Показали б опять какой-нибудь ужастик.
Он рассмеялся.
— Это не так делается, Данте. Кстати, пора б вам придумать новое имя.
— Чем вам не нравится «Данте»?
— Вы пытаетесь скрасить свою сущность громким именем, в то время, как это ваша сущность должна красить ваше имя и сделать его громким. Неправильный подход. Когда в одном из миров умер герой — одно из его имён стало именем солнца; ведь солнце родилось из его души. Вы знаете эту историю?
— Да… нет… забыл, — я лихорадочно перебирал в уме все знакомые мифы. Опять Индию какую приплели? Или Грецию? Кто там бог солнца-то…
— Конечно, вы можете мне возразить, что поскольку змей кусает себя за хвост, то в некотором роде он не имеет ни головы, ни хвоста, а значит, порядок причины и следствия не имеют значения. Кто знает, вдруг герой смог стать солнцем потому, что его имя было благозвучно? Допустим, он был бы наречён именем Ыгэхфатус… И как быть поэтам? Как им писать: «Взошёл над горизонтом славный Ыгэхфатус»…
— Люди бы привыкли к этому слову. Оно не казалось бы им чем-то странным, — возразил я. — Тем более, есть разные языки. Где-то и ыгыхы-как-там-его будет благозвучным…
И тут я задал себе вопрос: на каком языке говорим мы с Доктором? Ответ поскользнулся и подвернул ногу, так и не дойдя до крайней точки в моём мозгу, которая отвечает за право воскликнуть «Эврика!». Это был полный абсурд. Дело даже не в том, что мы говорили на чужом, непонятном мне языке; я не мог вникнуть в слова, которые произносил сам. Я только что сказал «люди», и это не было «gens», «people», «Leute»… Мне не определить даже первой буквы произнесённого слова и его длины. Ещё страннее было то, что я понял это только сейчас.
Резкая боль пронзила мне голову, чуть глаза не вылезли из орбит… Я наступил на запретную территорию, и меня, как подопытную крысу, ударили током.
— Я тут не при чём, — вмешался Доктор. — Вы сами не можете объять задачу умом. Она для вас как шестимерный куб. Я вас не виню — я и сам не могу развернуть в уме шестимерный куб. Четырёх- и пятимерный могу, а шесть — нет.
Я даже не знал, что такое эти кубы, но мне было не до уточнений. Голова всё ещё гудела.
— …Поразмыслите над всем этим на досуге.
— Знаете, если уж говорить о том, что мне не подходит имя Данте, то что насчёт того, что вы не тянете на доктора? — запоздало спросил я. Это существо уже исчезло.
Глава 7
Я завалился в ванную. Из крана бежала розовая вода — точно такая, как в доме той девушки, что я принял за самоубийцу. Мне нужно было только вообразить нормальную, прозрачную жидкость, но я боялся даже закрыть глаза и пустить фантазию в полёт. И без всяких опытов знаем, чем это кончится.
Так что я отмокал в розовом море, как принцесса, и разглядывал цветочки потолочной плитки, такие тонкие, тоже розовые, под прованс. Винца бы для полного счастья. Хорошо, что взял с собой Хлою; придёт в норму — попрошу наколдовать мне бутылку.
…А зачем я двинулся в путь-дорогу? Сколь я ни напрягал извилины, вспомнить никак не мог. Как и во всяком сне — ты можешь вспомнить середину и конец, но никак не начало.