Первое, что я почувствовал — тепло, приятную шероховатую мягкость. Первое, что услышал — шёпот «Абракадабра». Первое, что увидел — Хлоя, склонившаяся над одним из десятка зеркал разных форм, обрамлённых деревом, железом и пластиком.
— Мы найдём отсюда выход, — твёрдо сказала она, приметив, что я очнулся. — Обо мне можешь не думать. Главное, что тебя я отсюда выведу.
Чувствует вину?
Комната, что раньше казалась образцовым интерьером с журнальной страницы, теперь обуглилась от нашего гнева, растрескалась от обиды — всё здесь было чёрным и в трещинах — пол, стены, даже шкаф с диваном. Цивильно выглядели здесь только эти зеркала, принесённые из других комнат, и гора разноцветных полотенец, в которые завернула меня Хлоя.
— Слушай, если ты вовсе не святоша, — отозвался я, — то почему тебя раньше не одолевали всякие ужасы?
— Раньше я в себя верила.
— А сейчас?
— Сейчас в меня саму никто не верит.
— Не всё ли равно, что о тебе думают?
— Только не в мире, построенном на сознании других людей.
Поэтому она меня не бросила — чтобы я поверил.
А здорово ей в Лимбе. Захотела дружить — укутала в махровые полотенца. Не захотела — заткнула ножичком по шее.
Сегодня я, говоря начистоту, был скорее «против» реальности, чем «за». Что нам может предложить тот мир, кроме скуки-бытовухи? Точно так же, как и мы не могли ему ничего предложить при жизни, вот он нас и выплюнул. Он ничуть не пострадал ни от хлоиной, ни от моей смерти. Она только потребляла, я — создавал мусор. Сначала продвигал гаражный говнорок, потом развешивал на чужих стенах бездарные картинки, называя это дизайном, стилем и «о боже, какой стал характер у этой комнаты, она же теперь не что иное, как продолжение вас лично…»
Мы сидим в мире идей, мы можем создать нечто прекрасное усилием мысли… но мы этого не делаем.
— Переберёмся в другое место, не настолько похожее на бомжатник? — предложил я.
— А смысл? Мы и его превратим в бомжатник. Абракадабра, абра… Да что я делаю не так? В прошлый раз получилось почти сразу.
— Нужно взять большое зеркало.
— Уже пробовала внизу, в гостиной. Чушь какая-то… Ты единственное рабочее зеркало разбил, что ли?
— Да, давай валить всё на меня, — я выбрался из своего полотеничного домика (как пряничного — только полотеничного) и размял конечности. — Сейчас я что-нибудь придумаю.
Но ничего не придумывалось. Я почти уверился, что комната раньше была какой-то особой, но «испортилась» после нашей склоки.
Чудно смотрелось светлое круглое пятно на стене над диваном, чистые обои с огрызком орнамента — и ни пятнышка копоти. Хлоя проследила за моим взглядом.
— Там тоже висело зеркало, — пояснила она. — Вот это.
— То есть, одно зеркало напротив другого, большого?
— Поняла намёк. — Она взяла два других зеркала, каждое в половину её роста, поставила их у противоположных стен, затем коснулась одного и прошептала своё волшебное слово. Чёрное отражение осквернённых руганью стен тут же посветлело. Я аж хлопнул в ладоши от радости.
— Ну что ж, теперь у нас снова есть телевизор с самым скучным каналом в мире, — проронила Хлоя. — Но лучше такой, чем вообще ничего. А если кто-нибудь на той стороне помянет новости, даже узнаем, что в мире творится… Или пожалуется на слякоть — будет как прогноз погоды.
— Новости мы уж точно не услышим.
— Почему это?
— Ну ты посмотри, что в нём отражается, — я ткнул пальцем в изображение сушилки на кафельной белой стене. Это ж туалет.
— А где ещё обсуждать политоту, как не в сортире? — развеселилась Хлоя.
— На кухне.
Моё настроение тоже приподнялось. Был бы я садом, во мне б запели птички, порхая с ветки на ветку. Но я — склад с полусгнившими воспоминаниями, и во мне танцуют только частицы пыли на фоне солнечного луча — он пробился сквозь эту шутку. Дожил — веселюсь при слове «сортир». Скоро начну смеяться, когда покажут пальчик.
Мы сидели битый час, но этой уборной так никто и не воспользоваля.
— Может, сейчас на земле ночь. Или воскресенье, и это заведение закрыто, — сказала Хлоя.
— Ты ж взяла зеркало здесь, в доме? Так почему оно показывает «заведение»?
— Думаю, это отголоски зеркал из реального мира. Кто-то из нас, ты или я, в него уже смотрелся. В прошлой жизни-то.
Мы погипнотизировали сушилку ещё несколько минут.