Я вздохнул. Не вышло из меня гуру. Проповедь зашла в тупик, как и мы с Хлоей осле очередного поворота.
В тупике стояла двухместная кровать, окружённая с трёх сторон вполне человеческими стенами. На одной из них висел постер, распечатка какой-то классической картины — три викторианских дамы на поляне в осеннем лесу. Только лицо героини на переднем плане было не спокойным, как на оригинале, а злобно-насмешливым.
Хлоя вся сжалась при виде этой комнаты, задрожала. Противоположную стену растянул проём, из которого вышло шестеро человек. Они застыли с другой стороны кровати в ожидании, и проём за их спинами затянулся вновь.
— Что происходит? — спросил я вполголоса.
— Лабиринт всегда сюда приводит, рано или поздно. Поэтому я предпочитаю сидеть на одном месте… Мне надо повторить одну сцену из своей жизни, иначе не выбраться.
Я обернулся — туманные стены сомкнулись, отрезав нам путь к отступлению. Хлоя шагнула к кровати. Неужели это приходит к ней с каждым сном? Я шагнул назад, в чёрный туман…
…и оказался в оранжевой «индийской» комнате. Моя приятельница всё ещё лежала без сознания, изредка вздрагивая со стоном испорченного инструмента.
Чтобы скоротать время до выздоровления Хлои, я принялся шарить по шкафам. Здесь был телик, был DVD, значит, где-то отыщутся и диски. Они и впрямь вскоре нашлись — стопка пыльных коробков за диваном, а вместе с ними и пульт.
Но вот что странно: ни на одном коробке не было аннотации, все они оказались без единой буквы. Не было и названий на самих дисках.
Я взял первый диск и воткнул в DVD. Привод загудел, и я застыл в томительном ожидании. Обрадуюсь даже рождественской комедии про семейные ценности, честное слово.
На экране появилась рука, она сжимала бумажную куклу с грубо намалёванным лицом. Рука двигала куклу туда-сюда перед камерой; потом камера двинулась — оператор пошёл по весенней грязной улице, а рука всё так же водила куклой.
Я развёл внутренний спор сам с собой — смотрю ли я бред сумасшедшего или артхаус, который ещё меня удивит, когда камера резко повернулась к земле. Кукла упала в грязь.
Рука подняла бумажного человечка, и голос за кадром сказал:
— Кукла грязная. Её не отстирать. Нет-нет, не отстирать.
Камера двинулась к мусорным бакам.
— Дети, мусору место на свалке! Не надо копить мусор!
Перед камерой появился тетрадный листок с корявыми, будто написанными ребёнком буквами «К О Н Е Ц».
— Да уж, — сказал я. — Намёк понят. Но хрен вам! Мы — не мусор.
— Вы думаете, это о вас? Зачем вы всё проецируете на себя? — спросил Доктор. — Слишком высокого о себе мнения?
— А что, вы хотите сказать, я хуже мусора?
— Я этого не говорил.
— Какой вы демагог.
— Это скорее про вашу спутницу. Она ваш балласт. Признаюсь, закопать её части в разных концах города — не такая уж плохая идея.
— Да молчи, демон подъездный, — отозвался я. Почему я сказал именно «подъездный»? — Одна агитирует дом поджечь, другой — девку расчленить…
— Я лишь повторяю вашу идею. Или она не ваша?
— Кто знает, может, это вы мне её внушили. Я ж положительный тип. Ну, не без греха, но не маньяк же.
— То есть, всех тех людей при жизни убили не вы?
— Нет. Я бы не смог. Я даже Хлое мщу и то максимум словами.
Доктор молча зааплодировал.
— Люблю, когда люди трезво оценивают свои возможности.
Я аж подскочил.
— Так это правда? У меня не было никаких провалов в памяти и… я никого не убил?
— Не знаю, — пожал плечами Доктор.
Я махнул на него рукой и воткнул второй диск. Посмотрим, что за фильмы ещё сняла «Шиза Пикчерз».
В пустой комнате на стуле сидел парень в одних трусах, верхняя часть его лица была закрыта картонной маской. Подле него стоял шипящий чайник. Вот раздался щелчок — вода вскипела.
Актёр взял чайник, занёс его над головой и наклонил. Струя кипятка полилась ему макушку. Парень вздрогнул, растянул губы в неестественной улыбке и проскандировал:
— Я! Буду! Улыбаться!
Так он поливал себя дальше с лыбой на устах, время от времени вскрикивая «Я! Буду! Улыбаться!!!» Кожа на его лице, плечах и груди покраснела там, где текла вода, но он продолжал вопить свои речёвки.
Я выключил фильм. Этот точно про меня; я же «улыбался» всю жизнь — в лицемерном смысле. Ну, пока не сошёл с ума. А поскольку я с того времени бросил «улыбаться», то фильм запоздал.
— Жаль, что запоздал, — проронил Доктор.