Вообще, это многое объясняло. Голоса, которые я время от времени слышал откуда-то сверху, свет, больничные запахи. Всё это было реальным, оно происходило здесь, в палате. Возможно, каждый раз, когда я умирал в Лимбе (и всякий раз это было связано с горлом, с удушением), моё тело задыхалось в реальности. Когда мы с Доком шли по живому волосатому тоннелю, мне пихали в нос какую-то трубку. Ну или что-то такое, я не разбираюсь. Этот разговор: «Он в коме», когда Доктор подшучивал над Хлоей — я мог услышать часть фразы своими материальными ушами.
Боже, а что тогда было первично? Я задыхался, потому что меня душили в Лимбе, или я думал, что меня душат в Лимбе, потому что мозгу надо было интерпретировать настоящее удушье? Я падал, потому что меня уронили в реальности, или наоборот? Повторяющиеся эпизоды, бессмысленные разговоры, бесконечные комнаты — апогей любого страшного сна… это всё мог придумать только спящий мозг. Но как тогда я смог вселиться в Андрэ?
Разве что я всё ещё сплю.
Палата поплыла перед глазами. Я ущипнул себя трижды.
Больно.
Но ведь в Лимбе я тоже мог испытывать боль.
Я сойду с ума, я точно сойду с ума. Сумасшествие внутри сумасшествия. Безумие второго уровня.
Я могу узнать правду, только отключив тело от аппарата. Если ничего не произойдёт — я сплю.
В противном случае… я исчезну?
Нет, не исчезну. Ведь сектанты, которые в реальности умерли совершенно однозначно, продолжают жить в Лимбе.
В том и другом случае я ничего не узнаю.
Это принесло мне облегчение — я не хотел решать, отключать «брата» или оставлять его подсоединённым к этой пикалке. И я всё ещё не знал, что делать.
Поэтому, когда я открыл коматозному телу веки и заглянул ему в оба глаза, это было скорее интуитивно, чем обдуманно. Растерянный Андрэ вернулся за свой пульт управления — я услышал, как упало его тело, потеряв равновесие. А меня в свои объятия принял картонный полумрак Лимба.
— Как дела, Хлоя?
— Хреново.
— Что, расхотела бегать в костюме негритяночки?
Она села и схватилась за голову, жмурясь, будто мучаясь от сильной боли.
— По ходу, когда душа моя была под кайфом, она забыла, что надо цепляться за то тело, — сказала она. — И улетела обратно в долбанный Лимб. А ты?
— А я нашёл своё тело. И оно не мертво, оно в коме.
— Да ладно? — Хлоя округлила глаза. — А как ты тогда… я не понимаю… Блин! Я тоже в коме?
— Не знаю. Но остальные точно мертвы.
В окно было видно, что сектанты вышли на улицу и делали толпой зарядку. Какая милота. Когда я в последний раз разминался?
— Значит, и я мертва, — сказала она уверенно. Будто от этого что-то меняется. — То-то ты какой-то другой…
— Я другой?
— Да.
— В чём это выражается?
Она махнула руками и пощупала что-то в воздухе, потом очертила овал.
— Это словами не сказать, — заключила она.
— Это потому, что во мне есть искра, — обрадовался я.
— Нифига. Это из-за комы. Надо тебя разбудить!
Она схватила меня за руки, и мы закружились, как дети. Только вот я не разделял её энтузиазма.
— Не надо будить. Когда я очнусь, меня сразу посадят, — проговорил я, переводя дыхание.
— С чего это?
— Я же отключился с пушкой в руках. Или рядом с ней, не помню. Но там точно есть мои отпечатки.
— Пф-ф-ф, что там у тебя было, пневматика? Без лицензии?
— Снайперская винтовка, — упавшим голосом откликнулся я.
— Отличная шутка. Ну так? — она уставилась на меня. — Нет, только не говори, что это не шутка.
— Я серьёзно. Я сидел на крыше со снайперской винтовкой, когда меня самого сняли, или оглушили… короче, я не был среди остальных, но отключился одновременно с ними. Так же как ты.
— Блин, ну не похож ты на киллера. С виду такой тюфячок… и кого ты собирался стрелять?
Я промолчал.
И тут до неё дошло. Не знаю как, но дошло. Может, как говорит Доктор, я думал слишком громко.
— Ты хотел убить Мессию, да?
Я мог соврать. Мог повернуть всё в шутку. Но я сказал одно слово: «Да».
— Я убью тебя, а потом буду убивать снова и снова, я посвящу свою вечность твоей бесконечной смерти, тварь, — прорычала Хлоя. — И ты всё это время ходил рядом со мной, улыбался, ещё обижался на что-то…
Она схватила со стола увесистую фигурку-слона и замахнулась.
— Твоё последнее слово, тварь! Хотя нет, ты не заслуживаешь последнего слова. Ты мне только ответь: почему? Он и так шёл умирать!