Я вернулся в свой оливковый номер и залез под одеяло. Ситцевая простыня слабо пахла сырым подвалом — такой был в доме моего детства. Небольшой такой, набитый хламом подвал.
Всякий раз после сильного дождя его топило, и мама спускалась вниз с ведрами и тряпкой, самоотверженно отдаваясь сизифовому труду. Одним ведром зачерпнуть, перелить в другое. Зачерпнуть, перелить. Зачерпнуть, перелить. Когда воды становилось слишком мало, чтобы черпать ведром, в ход шла тряпка. Я, конечно, и тогда не соображал во всякой механике, но догадывался, что можно взять какой-нибудь насос… Но когда я говорил об этом матери, та только отмахивалась от меня, и просила либо уйти и не мешать, либо присоединиться к работе. Может, потому у меня во взрослом возрасте так и не случилось нормальной работы, на которой я задержался бы больше, чем на полтора-два года? Ведь слово «работа» теперь ассоциировалось у меня с чем-то совершенно бессмысленным, бесполезным и неэффективным.
Почему не купить насос в дом, где десять раз в году топит подвал, благо деньги нам позволяли? А потому, что потом нельзя будет говорить, как много она работала, чтобы мне, неблагодарному, в этом доме жилось хорошо.
В комнате потемнело; я увидел это в щель меж подушкой и одеялом. Быть может, кто-то другой на моём месте тотчас выглянул бы наружу, но не я. Я знал, что в «домике», то есть под одеялом, стократ безопаснее. Ни одна тварь не посмеет тронуть человека в домике.
Тишину нарушали только мои дыхание с сердцебиением. Слышались ли отсюда раньше голоса людей, оставшихся внизу? Я не мог вспомнить. Если бы сейчас кто-то из них окликнул меня, даже отчитал за так и не начатую инвентаризацию, я был бы только счастлив.
Может, белесые тучи сменились чёрными, и скоро прольются дождём? Смогу наконец помыться…
Но нет, я позволю себе покинуть домик только заслышав капли дождя. Это может быть их уловкой. Кто такие «они», я до сих пор точно не знал, но имел ещё до смерти достаточно с ними дела, чтобы начать бояться. То ли галлюцинации, то ли настоящие монстры из других миров. Даже Кали, разломавшая стену, была не самой страшной из них. Всё-таки это была не настоящая богиня; а лишь то, как я эту богиню представлял.
Не хочу о них думать… Хочу о хорошем… Что-нибудь необычно-приятное, как пирожное из манго с маракуйей.
Почему, если заставить себя думать о хорошем и нужном, выходит какой-то бестолковый картон? Зато стоит случайно вспомнить какую-то гадость вроде червивого клубка, так появится сразу?
Бл&дь!
Я выскочил из постели, как ошпаренный, метнулся к двери — её не было. Сплошная стена с прибитыми полками, а на полках — хлам, как и всюду на полу… Гостиничный номер превратился в подвал из дома моего детства. О старой комнате напоминала только неуместная на подземном складе кровать, и на её обнажившейся простыне клубились они. Да.
Что ж у меня мозги-то такие червивые, господи?! Меня всего трясло; а тело бросало в жар и холод поочерёдно. Я бы прыгнул в окно по совету язвы-Анны, но оно уехало вслед за дверью в небытие. Я оказался узником в кирпичной коробке с полками, ящиками и кишащей гадами кроватью, по щиколотку в тёмной воде.
— За что… Ну почему я… — вырвался стон из моей груди.
Надо было схватить что-нибудь тяжёлое и начать давить червей. Или стряхнуть простыню в коробку, а потом накрыть её чем-то тяжёлым. Надо, надо, надо. Я знал, что надо. Но мог только стоять и смотреть на кровать, что волей моего дурной, необузданной памяти превратилась в отвратительнейшее ложе в мире. Ну, и ещё молиться, чтобы крошечная лампочка под потолком не погасла. Остаться наедине с этим кромешной тьме, что может быть ху… Не смей думать об этом! А-а-а!
Лампочка взорвалась с громким хлопком.
Я закричал, заколотил в стену, мгновенно сбив себе костяшки в кровь.
В воде тоже могут быть гады… Не думай!
Чёрт, ну это бесполезно. Мои мысли, стоит им зацепиться за что-то неприятное, начинают катиться по склону дурноумия как снежный ком, всё разрастаясь и разрастаясь.
Жар начал уходить, оставляя только знобящий холод. Вода, в которой я стоял, скручивала пальцы ног. Какой-то паралич, у меня часто так бывало от холода. Будто бы кто-то схватил невидимой рукой мои большие пальцы и резко тянул их вверх и в стороны, пытаясь наложить поверх указательных.
— Пожалуйста, выпустите, выпустите меня, ну чего вы от меня хотите, — запричитал я. Что-то трогало мои голени в воде, и я боялся даже подумать, было ли то очередное барахло или новые твари. Змеи, например.