Хватит, Пашка. Хватит, кому сказал, ну? Наешься впрок только после того, как выйдешь отсюда. Сейчас уже нельзя, нет.
Вебер ест так же жадно, не упуская ни одной крошки - даже прилипшую к обертке колбасу соскребает ножом; бледность отступила, а дыхание у нее перестало срываться на хрип при каждом вдохе; даже щеки тускло порозовели, отчего я чувствую некоторое облегчение.
С трудом заставляю себя оторваться от еды, завернуть ее и засунуть обратно в хрусткий черный пакет; Вебер набрала полный рот воды и сидит, отведя взгляд и перекатывая ее из одной щеки в другую.
- Когда пойдем? - спрашиваю я, приваливаясь спиной к стене. Тут нет окон, как и во всем лабиринте, но, как я заметил в самый первый день, стены будто светятся незаметно для глаз, потому что я все отчетливо и прекрасно вижу.
- Давай...отдохнем немного, - отвечает мне Вебер, проглатывая воду и так же не глядя на меня.
Я молча усаживаюсь поудобнее, отвернувшись от нее, и пытаюсь расслабиться; все равно мне не дают покоя мысли и догадки насчет ее внезапной болезни. Нет, не может все быть несерьезно: от простуды или коклюша кровью никто не харкает - я, по крайней мере, о таком не слышал. и вряд ли это пройдет просто так - опять же, все слишком серьезно для того, чтобы просто так спустить это дело с тормозов. Что бы там ни было, Вебер теперь уж точно напрягать нельзя, и дело теперь не только в том, что она девчонка...
Я за нее не волнуюсь - просто будет лучше, если она останется на ногах, в здравом уме и при твердой памяти, как говорится. Вместе все-таки выбраться будет гораздо проще.
Вебер сидит тихо - только дыхание у нее все такое же - нервное, хриповатое. Этот звук скребет мне по нервам, как гвоздь по классной доске, и я не успеваю толком обдумать последствия, как мой язык - как и всегда - опережает мои мысли.
- Вебер, а почему я никогда не видел твоих родителей?
Вопрос ожидаемо повисает в воздухе; я все так же избегаю смотреть на нее, поэтому не вижу ее реакции, но, знаете, иногда все можно понять только по атмосфере, по каким-то неведомым волнам, исходящим от человека. На данный момент ее волны будто перестают быть нематериальными и иллюзорными - меня так и протыкает ими насквозь, как кольями. Да уж, я, конечно, выбрал вопрос, и выбрал, кому его задать...
- Можешь не отвечать, - поспешно сматываю я удочки, когда эти колья начинают буравить во мне дырки, - просто вдруг к нам придет фантом кого-нибудь из твоих близких, и я решил, что будет полезно узнать о них заранее, чтобы...
- Нет, все в порядке, - отвечает мне Вебер, ненадолго приходя в какое-то движение - под ней скрипят доски - и снова затихая. Недовольно зашелестел пакет, задетый, видимо, ее ногой, - но только тебе не о чем волноваться - у меня нет близких, которые могли бы здесь появиться. Хотя, если честно, у меня их вообще нет.
- Как так? - вскидываюсь я моментально, таки переворачиваясь и устремляя на нее взгляд, - совсем никого? А как же...
- Моя мама умерла во время родов, - говорит она мне очень спокойно, - а отец снова женился, и мы с ним очень редко видимся. Только вот в школе об этом не знают, и я надеюсь, что ты никому не расскажешь.
У нее глаза пустые, игрушечные - можно даже увидеть их донышки, как у стеклянных шариков; она говорит об этом так просто, будто это нормально - жить отдельно от отца в шестнадцать лет, и даже угроза ее звучит не как таковая, а так, будто ей все равно, растреплю ли я или нет.
- Да не расскажу я. Только меня напрягает то, что я не знаю, что может сейчас появиться. Знаешь, это как новый уровень, и пока мы его не пройдем, мы не получим трофеев.
- Я тоже это заметила, - Вебер хмурится, будто задумываясь о чем-то. Когда она задает мне вопрос, я еще сильнее жалею о своих вопросах и мысленно даю себе пинка, - а как же твои родители? Они могут здесь объявиться?
- Я, по правде говоря, точно не знаю, но мама может. Я с ней поругался перед тем, как прочухался здесь. Если я правильно понял, то они приходят, если ты с ними что-то не поделил в прошлом. И я даже не знаю, кто будет следующим.
- Я это все к тому, что никаких дел у меня с отцом нет. И он точно здесь не объявится.
Мы снова петляем по лабиринту, ставшем настолько привычным, что я даже перестаю реагировать на то и дело мелькающих крыс. Смутное беспокойство за Вебер не позволяет мне отойти от нее дальше чем на пару шагов. Я против воли задумываюсь о том, что же буду делать, если она все-таки оставит меня. Необязательно умрет: Андрюха же не умер, хоть и рассыпался пеплом у меня на глазах, вот и Вебер тоже может... то, что мы вместе прошагали почти четыре дня, может оказаться не таким уж железным доводом.