Выбрать главу

Со странным равнодушием осознаю, что я точно и окончательно рехнулся. Этот факт странно успокаивает, будто снимает невидимые ограничители, и даже отголоски былого страха будто бы уходят. Если я сошел с ума, то это все точно не по-настоящему - значит, и бояться нечего.

Наверное, от сильной душевной встряски я и не заметил, как заснул прямо на полу, потому что когда я снова открываю глаза, то вижу, как бледнеет свет и густеет тень. Значит, уже стемнело. Мне опять становится жутко - черт, перспектива провести в этом милом домике еще и ночь меня ни капли не вдохновляет. Но что же делать? Сидеть на месте и не издавать и звука, вот что. Иного, по крайней мере, адекватного решения проблемы, я не вижу. Решаю про себя оставаться в этой комнате и даже носу наружу не казать, но это легче сказать, чем сделать. Серый потолок, серые стены, серый пол нагоняют тоску, а окно угрожающе щерится гнилыми рамами и выпячивает покосившийся подоконник.

​Чем дольше я сижу, тем больше мне начинает казаться, что стены хотят меня раздавить. Сердце бьется слишком громко, аж в ушах звенит, а абсолютное отсутствие каких-либо звуков, кроме моего дыхания, угнетает. Я невольно задумываюсь о заключенных, получивших пожизненное, сидящих в своих камерах и не видящих даже солнечного света. Наверное, именно это самое ощущение давящей пустоты они испытывают раз за разом, каждый день. Стучат своей миской об прутья камеры, мычат и воют, наслаждаясь звуком, наполняющим их. Вот и я ловлю себя на том, что начинаю скрести ногтем старое нелакированное дерево, и этот неприятный в общем-то звук приводит меня в чувство. Мой маленький маяк, за который я держусь, чтобы не свихнуться окончательно.

​А потом мысли возвращаются, и я не знаю, что хуже - их отсутствие, которое меня угнетает, или же их наличие, которое начинает расковыривать мне все мозги.

​Сейчас весна, середина апреля, когда на улице тепло настолько, что можно даже без куртки пойти. Конечно, мама дает мне по мозгам каждый раз, когда видит без шапки, а я все равно хожу, ибо жарко.

​И год назад, в первый дождь в том году, Андрюха принес мне котенка - дымчато-серого, еще не открывшего даже глазки, но на проверку уже умевший лакать. Как такое могло получиться - ума не приложу, но мы с ним сидели и ржали над этим, пока я его горячим чаем отпаивал.

​Мама пришла с работы часов в девять, злая и раздраженная, и за котенка мне всыпала по первое число, конечно - особенно за первую лужицу у нее под кроватью. Но мы с ней таки заключили пакт о ненапряжении: я сам убираю, кормлю и вожусь с ним, и она сделает вид, будто его не существует.

​Так и появился у меня маленький гаденыш, гроза обоев и диванов - сомалийский Пират собственной персоной.

​Зачем я вообще это все вспоминаю?

​Причина довольно проста: я, когда скучаю, нервничаю, или просто настроение паршивое, то уже давным-давно заимел привычку ложиться к себе в кровать, укрываясь с головой так, чтобы только нос торчал, и сворачиваться в клубок. Пират - где бы он ни был и чего бы не делал - каким-то особенным своим чутьем чувствует меня, мое настроение. Прибегает, стуча лапками, и трогает мокрым холодным носом мой нос, щекочет усами. Я его хватаю в охапку и затаскиваю к себе, и он не рыпается даже, хотя и неласковый совсем. Как-то понимает, как-то чувствует, и трещит у меня на груди, как заведенный, иногда, правда, царапает мне футболку слегка, по привычке.

​Мне не хватает его тепла, стука лапок, его когтей и трещания под боком.

​От окна поддувает, но я стараюсь не замечать этого - иначе снова начну истерить и метаться.

​Фобия - это такая вещь... о которой трепаться - себе же дороже. Я себя в трусы не записываю, если говорить об этом подробно, но сейчас я нахожусь неизвестно где, за сотни метров над землей, в заброшенном, огромном доме-лабиринте, где никого нет, кроме полусгнивших зомби, норовящих высосать мне мозги или что-нибудь еще наподобие. И сейчас не бояться и не сходить с ума если и возможно, то очень маловероятно.

​Мысли здесь, мысли шевелятся и тормошат меня, но я все такая же отмороженная крыска - так же не чувствую ни черта.

​Но потом происходит то, чего я не ожидал, но подсознательно боялся - кто-то прямо за стенкой кричит. Голос явно детский, высокий, звонкий; я вздрагиваю и опять застываю от ужаса. Пытаюсь найти убежище, но в комнате, как назло, нет нихрена, поэтому я ползу в угол. В этот самый момент дверь открывается с оглушительным звуком, и в комнату вламывается какой-то мальчик, вооруженный старым деревянным стулом, а следом за ним - какая-то страшенная женщина в ярко-розовом шелковом пеньюаре и бигудями в жидких волосах. Я успеваю рассмотреть в буквальном смысле вываливающиеся глаза, раззявленный рот с острыми зубами и длиннющие розовые когти, стремящиеся, по-видимому, распороть горло несчастному. Но парнишка не думает сдаваться: он, хоть и запыхался, но явно не собирается умереть на месте от страха. Карга стремительно приближается к нему, и он с криком и бешеной силой бьет ее сбоку, прямо в голову. Раздается отвратительный треск ломающейся кости - похоже, что паренек проломил монстру висок. Старый стул разваливается, и вся эта масса гнилого дерева заваливает неподвижное тело - мальчик пытается отдышаться, уперевшись руками в колени и, видимо, высматривая признаки жизнедеятельности чудовища. Таковых не наблюдается, и он, некоторое время понаблюдав, разгибается и поворачивается ко мне.