- Ты там как? - спрашиваю я, продышавшись и более-менее придя в себя.
- Вроде терпимо, - отвечает Вебер глухо, отлеживаясь на боку и тяжело дыша, как загнанная коняга.
Я отдыхаю от всей этой ситуации, потихоньку начиная обдумывать наклевывающиеся мыслишки. Нам повезло. Я смог, я вытянул, я герой и комсомолец.
А что, если бы мы оба свалились? Грохнуться вниз башкой было проще, чем поковыряться в носу, и мы с Вебер на это имели все шансы. При одном воспоминании о белом лице Вебер в рамке струящихся в зияющий черный провал комьев пыли и трухи мне хочется вскочить и убежать отсюда за тридевять, мать их, земель.
Фобия, моя милая фобия, ты меня так никогда и не оставишь?
- Спасибо, - доносится откуда-то сбоку. Я недоуменно поворачиваю голову и вижу только ее спину в серой, в разводах, ткани и затылок, кое-где покрытый комьями пыли.
- Что? - выдаю я гениальный вопрос.
Вебер, покряхтев, поворачивается ко мне, и я вижу ее лицо, уже порозовевшее и живое; она, помедлив, блекло улыбается и повторяет:
- Спасибо тебе. Ты меня буквально спас. Не думаю, что сейчас лежала бы здесь, если бы не ты.
Черт знает почему, но меня эти откровенности приводят в дикое смущение, как у сопляка-младшеклассника перед красивой учительницей. Только вот я не сопляк уже, а Вебер явно не учительница и на красавицу не тянет, так что я стараюсь скрыть сей факт, отворачиваясь и бурча:
- Да ладно тебе... теперь мы квиты.
И действительно: как бы там ни было, она меня уже выручила вчера, и я, по сути, вернул ей долг, так что все по-честному, получите и распишитесь.
И вот, я замечаю кое-что: у меня из левой ладони вытекла изрядная такая лужица, матовая из-за отсутствия какого-либо источника света, и по этой же причине темная-темная, почти черная. Я о боли забыл напрочь, и теперь открывшийся вид будто запускает какой-то сложнейший механизм у меня в мозгах. Проще говоря, что-то щелкнуло, и я вспоминаю о том, что должен испытывать боль, и она начинает напирать, становясь все ярче, как при настройках цвета на цифровой камере.
Сажусь и подношу ладонь к глазам, рассматривая степень ее повреждения. Рана выглядит так, будто мне в руку воткнули «розочку» и поковырялись ей как следует: кожа повисла серенькими безжизненными лоскутками, выглянувшее мясо превратилось в мешанину. Вниз по ладони, пачкая рукав, стекает ленивая густая струя.
Вебер, незаметно подобравшаяся ближе, застывает у меня за спиной - я чувствую ее дыхание, щекочущее мне шею и ухо.
- Надо обработать, - авторитетно заявляет она, - и перевязать.
- Валяй, - устало соглашаюсь я. Марать ткань мне не хочется, поэтому я опускаю руку вниз, отчего кровь начинает, стекая через пальцы, капать на пол.
Мне кажется, что я слышу ее стук, хотя, разумеется, нифига не звучит и звучать не должно. Это просто плод моего воспаленного воображения: кап-кап-кап. Спокойный такой звук.
Пакет, чудом не вывалившийся, шелестит и потрескивает, потом Вебер берет мою руку и промокает ее ваткой с йодом. Я морщусь, но терплю, пока она не обрабатывает рану полностью и не перевязывает ладонь поперек девственно-белыми бинтами. На фоне них кожа выглядит серой.
Я ненадолго залипаю, уперевшись взглядом в одну точку и не моргая.
Интересно, что нас ожидает на этот раз? Будут ли постояльцы также мешаться или притихнут уже наконец? Придет ли ко мне кто-то еще, кроме Андрюхи?
Где же этот говенный выход? И где гарантия, что мы его таки найдем до того, как нас сожрут на десерт?
Разумеется, снова случается именно то, чего мы не ждали. Это классика жанра. Иногда мне кажется, что Лабиринт - это живое существо, внедрившееся нам в мозги и высасывающий из них всю твою подноготную. Не может быть столько совпадений зараз, да еще и многократно повторяющихся. Это испытание. Или чья-то прихоть.
В любом случае, это случается - то, чего я ждал.
Неожиданно, будто появившись из-под земли, за моей спиной появляется кто-то - мне чудится, как ворох пыли и трухи мягко чавкает сзади, слегка трогает холодом, а потом - теплом. Теплым вздрагиванием живого человеческого тела.
Я, крутанувшись как юла и свалившись на зад, пытаюсь отползти подальше и достать припрятанный за пазухой ножик, но так и застываю, не донеся руки. Есть из-за чего замереть, черт: напротив, глядя на меня тревожно, но с бесконечной нежностью, сидит на корточках моя мама.