Пока он выравнивает дыхание, я исподтишка начинаю рассматривать его со спины, когда понимаю, что карга обезврежена. Кто знает, вдруг он тоже полусгнивший монстр, жаждущий чужой крови? Но чем дольше я его рассматриваю, тем больше успокаиваюсь: он наверняка не причинит мне вреда. Совсем невысокий, по-видимому, лет двенадцати, тщедушный весь какой-то, в линялой растянутой футболке неопределенного цвета и рваных пыльных штанах, он - по крайней мере, со спины - не производит впечатления опасности. Хотя я прекрасно видел, как этот паренек со всей дури вдарил этой карге, и предпочитаю не совершать лишних телодвижений ради своей же безопасности. Но вот он успокаивается и поворачивается ко мне, и я будто проглатываю язык.
Парнишка смотрит на меня подозрительно прищуренными глазами, невольно вставая в оборонительную стойку и напрягаясь. Он все еще бледный от испуга, но в его взгляде нет ни капли страха - только холодная решимость. Но меня удивило совсем не это: присмотревшись, я чувствую, как у меня открывается рот, когда я понимаю, что никакой это не парнишка. Меня смеряет подозрительным взглядом ни кто иной, как моя одноклассница Зоя Вебер. Неудивительно, что я принял ее за пацана: она с короткими волосами, маленькая, как воробей, щуплая и плоская, будто нарисованная карандашом на туалетной бумаге. Она странная: с самого садика не общается ни с кем, дерется; по слухам, даже бродяжничает. Вечно сидит одна за последней партой, и все по возможности стараются с ней не контактировать. Я тоже. Не то чтобы я ее боялся, просто мне все равно.
И прямо сейчас она смеряет меня подозрительным взглядом с головы до дырявой пятки на носке, молчит некоторое время, а потом хмыкает и подходит ко мне.
- Ты как, не наложил от страха? - у нее голос немного сипит, видимо, от крика. Она подходит ко мне вплотную и протягивает руку.
Я, особо не колеблясь, беру ее руку и встаю. Колени свело, но я выпрямляюсь и отряхиваю штаны от толстого слоя пыли. Вебер все это время стоит молча и неподвижно, видимо, прислушиваясь и выискивая посторонние звуки. Странно видеть ее так близко - я привык лишь случайно на нее натыкаться или замечать в самом углу класса, на первом ряду возле окна. Вблизи она оказывается еще более тщедушной и хилой, чем казалась. Странно: я выше нее почти на голову, но сильнее и крупнее я себя совсем не ощущаю. Скорее наоборот - она в такой позиции вполне может нехило ударить меня в живот, а я даже дернуться не успею.
- Когда ты очнулся? - поток моих мыслей прерывает ее вопрос. Я пытаюсь взять себя в руки и успокоиться: авось, она и додумается, как нам выйти отсюда.
- Вроде бы утром, - мой голос тоже охрип от долгого молчания, - я очнулся и вышел в коридор. Там был нескончаемый лабиринт, и в итоге я набрел на какую-то полусгнившую тварь. Потом убежал. Потом очутился здесь и больше не выходил.
Она поворачивается ко мне спиной и подходит к окну, прямо к зияющему чернотой провалу окна. Она предсказуемо отшатывается, но молчит - сдерживается. Я ее понимаю. Я не то что бояться - даже удивляться уже устал. Поэтому просто спрашиваю:
- А ты когда очнулась?
Она некоторое время молчит, и когда отвечает, ее голос такой же спокойный, как и прежде:
- Тоже утром. Только в моей комнате не было окон, и эта тварь, - она указывает на неподвижно лежащую груду у двери, - первое, что я здесь встретила. Я сначала наткнулась на ее комнату. Там много всякого было: и еда там такая, какую на банкетах только подают, и портьеры шелковые, и люстры эти...хрустальные, или как их там. Я уж обрадовалась, а потом гляжу - на диване узорчатом лежит в груде всякого разноцветного тряпья эта самая, хозяйка комнаты, получается, будто к приходу гостей готовится.