- Ты чего не ешь-то? - спрашиваю я. Меня начинают одолевать смутные подозрения.
- Я не хочу, - шелестит она мне в ответ, откидывая голову назад, отчего я вижу ее шею и прожилку под кожей - синеватый темный след, будто нарисованный и сверху закрытый прозрачным целлофаном.
- Как это - не хочу?
- Меня тошнит. И голова кружится...
Как я и думал.
- Как болит? Слабо, терпимо...или очень сильно?
Вебер опускает голову и сморит на меня странным, нечитаемым взглядом.
Помните, как я говорил про утреннее «я»? Так вот, его сейчас нет и в помине: на лице у нее пусто, в глазах - тоже, губы расслаблены. Интересно, это она сейчас обдумывает, что мне ответить?
- Терпимо, я считаю, - наконец, отвечает она мне, слабо улыбаясь. От этой ее улыбки непроницаемость разбивается, будто расползается невидимая пленка, и вслед за ней становятся заметными и мелкие капли пота на висках, и трещинки у рта, и напряженное, неестественное выражение лица - будто она натянула маску, которая начинает расходиться по швам.
- Ты можешь предположить, почему ты так внезапно заболела? - спрашиваю я напрямик, устав от неопределенности. Мне надоело думать одному - за нас обоих я все равно много не надумаю.
- Я...я не знаю, - отвечает она, закрыв глаза ладонью и покачивая головой, - все было нормально, я хорошо себя чувствовала, и все было как обычно...а потом, где-то на третий день, пока мы шли, мне уже...стало странно. Не больно, а странно - будто у меня внутри что-то шевелится.
Она замолкает; я тоже ничего не говорю, чтобы не сбить ее с мысли, и параллельно наблюдаю за тем, как удлиняются и становятся гуще тени на полу. Солнце село.
- Потом на нас напал...этот парень. Все было в порядке, точно, я чувствовала себя нормально. А потом, на следующий день...если раньше внутри что-то шевелилось, то тогда у меня будто разом все и сразу захотело вылезти наружу.
Потом она замолкает и больше ничего не говорит; я оставляю на столе все как есть и встаю, намереваясь сходить по нужде. Я все также беспокоюсь о ней, и мне совесть не позволяет отойти от нее просто так.
- Ты сейчас сможешь встать?
- Да, пока все нормально, - отвечает она, а потом, убрав руку с лица, поднимает на меня жуткий взгляд - будто хочет по полу раскатать и вгрызться зубами в глотку.
- Знаешь...у меня было ощущение, будто я сейчас себе все кишки выблюю. И сейчас то же самое.
Я не знаю, что ей на это ответить. Вау, круто, я просто в шоке? Ой, какой ужас, и что делать? Тупо завопить, что она умирает, а как же я без нее?
Ничто из этого ей сейчас не поможет, и ничто из этого я говорить не хочу и не умею; очнитесь, ребята, я простой парень, я не умею утешать и не умею держать речей.
Поэтому я делаю то, что умею: протягиваю руку, предлагая помощь, и она молча берет ее тонкими ледяными лапками. Мы идем по линолеуму, наискось перечеркнутому густо-синими тенями; я сажаю ее на диван и сам отправляюсь в туалет.
Пока шумит вода, я бездумно пялюсь в ледяную твердую струю и погружаюсь в раздумья. Конечно, я нашел идеальное для этого место, признаю, но у меня нет, блин, другого выхода; мысли сами захватывают мой многострадальный мозг в плен и буйствуют там, расшвыривая по углам все логичные доводы.
Тот «постоялец»...почему у него было человеческое, мать вашу, лицо? Он смотрел на меня, именно смотрел, а не тупо пялился, и мычал что-то так, будто собирался что-то спросить, но не мог. Он потом разъярился, когда я его начал пинать и выворачиваться из рук; заметьте, уже после, а не до. То есть до он будто пытался поговорить.
Будто он раньше был человеком.
Эта догадка бьет мне по мозгам похлеще страха от тысячи метров у нас под ногами.
Человеком...который каким-то образом застрял здесь и не может выбраться. Которому была нужна помощь.
Я перевожу дыхание и набираю в горсть воды, обжегшей мне пальцы, и провожу по лицу, по шее, взлохмачиваю волосы; меня лихорадит, пульс копошится у меня в глотке.
Старушенция, которую встретила Вебер. Встреченный мною «клерк». И этот квартирный «постоялец». Все они - не просто зомби и препятствия, которые надо пройти, чтобы идти дальше.
Я вспоминаю еще одну деталь, которая мне не дает покоя уже два дня: наши апартаменты. Первую ночь мы ночевали на голом полу, голодные, испуганные и злые, как черти; вторую - уже в каком-то подобии каморки, наглотавшись испорченной еды; третью - на кафельном полу, но это только потому что нам помешали, а так мы нашли нечто вполне сносное; четвертую...ну, тут я сам виноват, конечно, заупрямился и растянул все. И сейчас...эта квартира с окном-панорамой, ванной, туалетом и - не вижу в этом смысла - километрами всяких шмоток в отдельной комнате.