Теперь я никогда не смогу вернуться и закрыть втихаря вкладки, не смогу снова рубнуться с Андрюхой в приставку, не смогу нажраться до отвала пиццы и чипсов «Лейс», запивая их «Фантой». В воскресенье мама не растолкает меня ближе к полудню, Пиратка не облизнет шершавым языком мне нос, и я не пойду в школу по асфальту, блестящему от недавнего дождя, при этом вдыхая запах свежести и мокрых листьев.
Разумеется, я сразу же ставлю себя на место матери и отца, на место Андрюхи - как бы мы не ругались, как бы мы не хотели сбежать друг от друга на край света, но я уверен, что потеря сына, при том единственного - это не то, что может пережить каждый нормальный человек. У мамы проблемы с сердцем, у отца скачет давление - и плевать, что у него теперь новая семья.
Скорее всего, переживать мою смерть они будут вместе. Больше не с кем.
Но суть-то в чем: они потеряют сына, лучшего друга, но не весь мир. Солнце все также будет вставать и садиться, земля не сойдет с обриты, не случится даже землетрясения; все останется при себе, только я исчезну.
А я - я разом теряю все. Не только маму, не только папу, не Андрюху, не кота, не школу, не дом, а все. Все без исключения.
Под интересным углом я рассуждаю, не так ли? Мы все привыкли, что мертвым все равно, он после смерти превращается в горстку пепла, витает на облаке или кипятится в собственном соку в аду: в любом случае, мы не ожидаем, что он будет как-то о нас скучать. Будто смерть - это когда начисто обрубают все прошлое.
А никому не приходило в голову, что смерть - это просто маленькая дверь, ведущая в пустую комнату? Где нет ни облаков, ни котлов, ни вечной сияющей субстанции? Что мертвецы на самом деле теряют гораздо больше, чем живые, и что они ищут все пути, чтобы вернуться назад?
Это можно было бы назвать бредом, если бы это не было чистейшей правдой. По крайней мере, для меня. По крайней мере, для Вебер.
За прозрачным стеклом лениво ползет туча, похожая на многослойный пирог, набитый снегом и сажей; от нее на стекле остается прозрачный расплывчатый след. Кажется, дождь идет.
- Паша? - спрашивает Вебер, громко и судорожно вздохнув.
Я вздрагиваю; мои мысли, наслоившиеся одна на другую, опрокидываются, как многоэтажная стопка белья, смешиваясь в разное барахло; все распадается на куски, остается только пустота и странная дрожь внутри.
- Да? - откликаюсь я.
- Есть то, к чему ты хочешь вернуться?
Какой глупый и в то же время точный вопрос; пять дней назад я и представить не мог, что настолько начну хотеть отмотать время назад, к тому моменту, как я завернул в темные переулки, чтобы срезать путь.
Знал бы - никогда бы не срезал.
Хотя нет, неверный ответ. Знал бы - никогда бы не убежал, не бросил ее там одну.
Видимо, я слишком долго молчу, раздавленный столь фатальными для меня мыслями, что Вебер терпеливо переспрашивает:
- Так есть?
- Конечно, - отвечаю я; голос будто не мой, и говорю будто не я. Я вообще удивлен, что могу что-то отвечать, пока мне кажется, что у меня все потихоньку отмирает изнутри.Как во сне, механическим движением переворачиваюсь на другой бок, лицом к ней, и продолжаю. - есть много что, ради чего стоит вернуться. Я просто не хочу умирать - вот и все.
Она долго молчит; я в это время рассматриваю ее лицо: иссиня-бледное, будто вылепленное из снега, с искусанными губами, с закрытыми глазами; шрам на левой щеке похож на тонкую наклейку.
Я слушаю ее дыхание и чувствую слабое тепло; стыд и прочие мысли окончательно сошли на нет, поэтому я придвигаюсь ближе и обнимаю ее. Не потому что захотел, не потому что мне стало одиноко или страшно - ей холодно, а я просто хочу помочь.
Кажется, мы все привыкли огранивать себя дурацкими отговорками и принципами, забывая при этом, чего хотим на самом деле и что нам на самом деле нужно.
Пока я лежу, согреваемый нашим общим теплом, через мою голову будто разом проходят воспоминания, похожие на цельный речной поток; я не успеваю как следует даже задуматься над ними, как тут же приходит другое, и так дальше, пока я не отупеваю. Проще сказать, что это была пустота - пустота в мыслях и чувствах, но это были именно воспоминания, настолько заполонившие мою голову, что не было сил ни держаться за них, ни анализировать.
Из одного уха влетает, из второго вылетает, короче. Я даже подумать толком не могу - все начисто смывает, не оставляя следа. А если описать все мое состояние парой слов, то получается так: мне муторно; без боли, без ничего - одна сплошная тоска, и ничего больше. У меня нет никаких сил на то, чтобы что-то делать.