Обыск отменили, маски ушли, а деда долго ещё угощали сигаретами, чаем и тем, в чём есть витамин ЦЕ.
Дорогая пропажа
Неожиданно пропал Мавроди. Он сидел через две камеры от меня и на один этаж выше…
Который из братьев Мавроди это был, я не знаю, скорее всего – Владимир. Возвращаясь от адвоката к себе, я заглянул в глазок его камеры и увидел неряшливого человека в адидасовском костюме, держащего на коленях ноутбук. Некоторые продвинутые зэки фантазировали и утверждали, что у Мавроди даже беспроводной Интернет есть. Думаю, что это был перебор. Даже наши продажные мусора не решились бы на такое. Да и сам бизнесмен наверняка понимал, что его доступ в Интернет был бы просто подарком для следствия.
В камере, где он сидел, был холодильник, два телевизора и всё остальное, что снится малолетним зэкам в их нехитрых снах. В холодильнике стояла водочка, которую друг Лёни Голубкова очень уважал. Мавроди отстёгивал кумовскому собранию во главе с хозяином централа за неперевод в дурные хаты и просто за покой, в конце концов. Когда следаки по его делу во внеочередной раз начинали копать – платил больше, переставали – меньше.
Он отстёгивал на воровской общак, как всякий «барыга»: на поддержание хода воровского.
Он отстёгивал блаткомитету спецкорпуса, на котором сидел.
Сидеть с ним было нелегко, но харчёво. Человек, сидевший с ним, рассказывал мне, поклявшись мамой, что в хате установлена видеокамера, которая всё пишет, один из сокамерников даже не скрывает, что является ссученным осведомителем, менты постоянно рядом, и вообще обстановка морально угнетающая. Зато – хорошая еда, чистая, как слеза, водка, баня в любое время (а не раз в неделю, как у остальных), девочки для сокамерников (сам он не был замечен за этим делом в камере).
…Весь день на нашем квадрате была непривычная суета. Дорога тусовала во все стороны срочные малявы, старые зэки перемахивались платками на давно забытой тюремной азбуке, слышались крики на решках. Смотрящий за квадратом кричал кому-то: «Малява дошла?» – «Да, Серёга, дошла». – «Каков ответ?» – «Нет у нас такого. Если что – отпишемся».
Наконец в нашу хату пришел прогон от вора, в котором сообщалось, что Маврод засухарился от братвы, лаванду на общак не даёт и что найти этого сукиного сына нужно в краткие сроки. К тем, кто будет покрывать урода, применят соответствующую кару, а кто проявит сознательность – тому почёт и уважение. Дальше, как обычно, шли пожелания всех благ, воли, удачи во всех начинаниях и подпись смотряги.
Все прояснилось: надоело МММ-щику платить всем кому ни попадя за огрехи в своей биографии, и решил он платить только хозяину Бутырки. Нашёл тот ему тихую маломестную камеру, подсадил к нему людей посговорчивей, которые никому ничего не скажут, а за это получат материально-гастрономический оазис в серых стенах Бутырского замка. В каком-то роде этих зэков можно было назвать штрейкбрехерами уголовных ценностей. Всё! Пропал богатенький Буратино…
Нашли его через неделю: отследили, куда вертухай по вечерам зачастил, относя голубоголовые бутылки «Гжелки». Мавроди заплатил штрафные, добавил не выплаченные в срок взносы на Благо Общее и накрыл поляну для смотрящего. В общем, всё стало на свои места: вновь зашелестело бабло кумовьям, ворам и блаткомитету.
Его сокамерников поймали на подходе к прогулочному дворику и долго били ногами. Мент, что их конвоировал, стоял в сторонке и молился, чтобы их не забили до смерти.
Мне не было их жалко и не было жалко Мавроди. Наверное, это врождённая классовая ненависть.
Понаехали…
В октябре меня впервые «заказали слегка», то есть повели на свиданку. Провели по длинным коридорам четвёртого и первого корпусов и затолкнули в длинный зарешечённый «отстойник», где уже стояли другие зэки. Они ждали своей порции радости от встречи с родными. Большинство – мечтательно молчали, привставали на цыпочки и выглядывали вновь входящих, стремясь разглядеть за спинами охранников своих близких (матерей и отцов, жён с маленькими детьми и подростков-сыновей). В эти самые минуты я впервые услышал про «Норд-Ост»… Вообще-то прислушиваться к чужому разговору тюремная мораль (как и любая другая) запрещает. Поэтому я, как вежливый человек, сначала дождался, когда обронивший это слово замолчит, и после обратился к нему.
– Братело, слушай, – вежливо начал я, – хату нашу мусора заморозили, дороги рвут, на весь корпус карантин недельный повесили. Что происходит-то в мире, какие слухи, а то телика нема…