Меня эта комедия начала поднапрягать, и я задвинул телегу про клятву Гиппократа, сострадание и милосердие…
– Ладно, – сказала врачиха, – короче, у тебя аллергия. Чем мучился на воле?
Я вежливо ответил, что не было у меня никогда аллергии. Медичка подумала и сказала:
– Хорошо. Но это раздражение вызвано аллергической реакцией. Ты сам как думаешь, на что у тебя аллергия? Может, на грязь, или на баланду, или на клопов, а?
Я посмотрел на её ветеринарский халат, на красную морду вертухая, на горку сигарет около фельдшерского стола и всё понял.
– У меня аллергия на тюрьму . Дайте мне от этого лекарства.
Врачиха улыбнулась:
– Вот аспирин и бисептол. И зелёнку возьми. А такую аллергию, как у тебя, лечит только время и ГУИН.
И я пошёл назад в камеру…
Адам и Валька
Знал его я ещё по Пресне. На тюрьму он заехал с воли, забакланив кого-то на дискотеке, и попал в хату, где сидел я. Несмотря на юный возраст – чуть больше двадцати, – у Адама уже вполне сложилось феодальное сознание и психика, которые, как я заметил, очень характерны для чеченского народа. Довольно скоро он получил год колонии и уехал по этапу. Адама я догнал уже в колонии…
Его распределили ко мне в напарники. Вызвал меня отрядник и спросил: не западло ли «фашне» с «чехом» работать? Говорю, нет, не западло.
– Всё ли будет мирно? – спрашивает отрядник.
– Будет так же, как и с остальными, – отвечаю я, – так как различий, в моём понимании, нет. Все люди из одного говна сделаны. Просто некоторые – пожиже, другие – покрепче.
…Мы сидели в каптёрке на коровьей ферме и грелись возле самодельной спирали. Коровы жалобно и нудно мычали, требуя хаванины. Дядя Саша, вольный мужичок из местных, который, типа, должен был нас охранять и ферму сторожить, был уже «на рогах» и спал на бетонной лежанке. Скотница Валька, которая была нашим официальным начальником, сидела за столом и заполняла «Журнал приплода поголовья». Она до ужаса боялась молоденького чечена, наслушавшись всякого бреда по телику. Где находится Чечня, она представляла довольно смутно и не верила тому, что это – официальный субъект РФ.
Наступила ночь, мусора ушли бухать, и Адам начал куражиться над Валькой. Поначалу мне было всё равно, и пошёл я в столярку, построгать маленько древки для мотыг и грабель (люблю возиться с деревом, люблю запах стружки). Вернулся через полчаса и застал в каптёрке Адама одного. Выяснилось: он выгнал скотницу на свой участок фермы и заставил убирать навоз, то есть выполнять работу за него. Мне это очень не понравилось, и я спросил:
– Адам, ты кто по национальности?
– Ты же знаешь, что чеченец. Зачем спрашиваешь?
– А ведь у горцев принято уважать старость. Валюха тебе в матери годится, у неё уже внуку десять лет.
– Так это людей уважают, а не быдло из деревни. Этих можно, – ответил он с некоторым даже удивлением (вроде бы объяснил мне прописную истину).
– А она, значит, не человек?
– Нет, она свинья…
И тут что-то во мне щёлкнуло. Я повернулся на негнущихся ногах и подошёл к стене, где жёсткой петлёй висел пятиметровый пастушеский хлыст…
Я гонял его по всей ферме, стегая кнутом, и не мог остановиться. Кнут резко щёлкал, а Адам взвизгивал и пытался на бегу схватить вилы. Он смешно подпрыгивал и ругался на своём родном гортанном языке.
Когда меня попустило, я пошёл в каптёрку и сел за чтение книги «Советская цивилизация» Сергея Кары-Мурзы. «Ближайшие пятнадцать суток почитать мне уже не придётся», – думал я, пребывая в абсолютной уверенности, что утром меня ожидает заезд в ШИЗО. Но Адам меня не заложил.
Он ушёл через неделю, освободившись условно-досрочно. Первым делом, после получения «портянки» – справки об освобождении, он написал «куму» на меня заявочку об избиении и нарушении режима содержания. Потом уехал, и больше я его не видел.
Всё сначала
Я вышел за ворота, повернулся к конвоиру и сказал, улыбнувшись: «Гражданин начальник, иди в сраку!» Он заржал и ответил, что всегда будет рад моему возвращению. Кстати, говорит, сколько отсидел? Я посмотрел на весеннее небо с холодными облаками, шумно вдохнул снежный воздух: «Один год, шесть месяцев и семь дней». Повернулся и потопал в сторону станции.
Купил билет до Москвы на автобус, шедший через Владимир. Проезжая мимо Золотых Ворот, с удовлетворением отметил, что эстетическое чувство меня не покинуло: кургузое историческое сооружение вызывало исключительно положительные эмоции.