– Только возьму кофе, кусочек «ынджеры» с маслом и сразу вернусь, – пообещала Марина по-испански.
Малышка опять что-то пробормотала.
– Я ведь ненадолго… И принесу тебе твою бутылочку с молоком.
Девочка снова ответила что-то.
Марина погладила ее, и малютка, продолжая держать палец в своем кулачке, сжала его сильнее. Жест, такой слабый и нежный, на который способны все младенцы в мире, ее потряс.
Джип мчался по пустыне со скоростью сто пятьдесят километров в час. Калеб знал дорогу как свои пять пальцев и вел машину, гордо рассказывая о своем происхождении из региона Каффа, родины кофе; этимология слова это подтверждает: «Сaffa, „кофе“», – уверял он, часто поглядывая на Матиаса. А тот, немного озабоченный высокой скоростью, сидел рядом с водителем, упершись одной рукой в приборную панель, а другой ухватившись за дверную ручку под окном.
На заднем сиденье Марина со спящим младенцем на руках, не обращая внимания на разговоры, смотрела в окно на километры песка. Вдалеке параллельно горизонту шла вереница верблюдов, нагруженных глыбами соли.
Они миновали деревню, где женщины-кочевницы сооружали свои хижины. Одни укладывали камни на землю, создавая цоколь, другие сплетали ветки, которые станут стенами, а дети сидели на циновках, которые будут служить крышей.
Джип пересек деревню. Дети бросились к машине, замедлявшей ход, и последовали за ней.
– Хэлло, хэлло! – кричали ребятишки, улыбаясь. – Доктор, доктор!
Марина улыбалась в ответ. Ей нравилось, когда ее узнавали.
Песок простирался на многие километры. Джип глубоко внедрился в жаркую местность. Марина увидела горку камней, образующих круг, – признак того, что там погребено тело. Калеб подтвердил: под этими камнями – труп матери младенца, который спал у нее на руках.
Марина взглянула на ребенка. Минувшей ночью девочка просыпалась пять раз, а теперь под шум автомашины безмятежно спала. Их ожидали почти семь часов пути. Они преодолели соляные горы, серные озера, склоны вулкана Эртале, пока не достигли района недалеко от границы с Сомали.
Группа эфиопов в военной униформе стояла с автоматами Калашникова в руках. Один из них сделал знак. Калеб остановил джип и опустил окно. Солдат подошел, вглядываясь в боковые двери машины, где был прикреплен большой красный логотип с надписью «Врачи без границ». Они обменялись несколькими фразами на амхарском языке, и Калеб протянул банкноту в десять бир. Военный приветливо улыбнулся врачам и разрешил ехать дальше. Краткое отсутствие движения разбудило малышку. Марина погладила пальцем ее подбородок, и она улыбнулась. Марина снова погладила, и девочка опять улыбнулась. Она дергала ручонками, странно потягиваясь, как умеют только младенцы. Марина задумалась; что-то на мгновение вызвало ее беспокойство. Она наклонилась к переднему сиденью.
– У нее нет имени.
– Что-что? – переспросил Матиас.
– У ребенка нет имени, – повторила Марина.
– Дадут в приюте, – напомнил Калеб.
Марина откинулась назад и оперлась на спинку сиденья. Малышка заплакала. Матиас привычно открыл свой рюкзак и достал бутылочку.
«В детском доме? Кто даст ей имя? Ведь так важно, какое имя получает человек», – подумала Марина.
Почему родители назвали ее Мариной, а не как-то еще? Она никогда об этом не спрашивала. В старших классах на уроках латыни сделала для себя открытие: «Марина» означает «женщина, рожденная в море», и решила, что имя выбрал отец, который забавно хвастался тем, что он врач и моряк. «Я настоящий морской волк», – однажды с жаром заявил он, взобравшись в баркас и рассмешив дочерей.
И она пришла к выводу, что ее имя было связано с отцовским пристрастием: папа Нестор обожал воды Средиземного моря. А Марина была дочерью морского человека, «морского волка».
Ее старшей сестре дали имя, как и у всех старших дочерей семейного матриархата, в котором она родилась, – Ана. Впрочем, добавили вторую букву «н», по обычаю на Майорке. В свою очередь, Анна последовала семейной традиции и окрестила дочь именем прапрабабушки, прабабушки, бабушки, матери и своего собственного. Но на сей раз без второй буквы «н».