— Вы очень невежливы, барышня страусиха! — ответил он. — По какому праву вы говорите мне «ты»?
Голос Сиприена был глух и прерывист, как у всех горячечных, и уже по одному этому можно было безошибочно судить о том, что Сиприен болен.
Это обстоятельство до крайности взволновало страуса.
— Сиприен… друг мой! Ты болен и один здесь, в этом диком лесу! — воскликнула птица и бросилась перед ним на колени.
Это было также совершенно ненормальным физиологическим явлением: страусу, как известно, запрещено природой преклонять колени. Но Сиприен ничему не удивлялся. Он нашел даже вполне естественным то, что птица вынула из-под своего левого крыла кожаную бутылку с водой, смешанной с коньяком, и приложила горлышко к его губам.
— Какие птицы летают выше всех? — спросила я у Нуар.
— Дикие гуси. А что?
— Значит, они ближе всех подлетают к раю?
— Рай — это не место.
— А разве он не на небе?
— Так принято говорить. Но это лишь означает, что по сравнению с нами он очень высоко. Многими этажами выше.
— А как мне туда попасть?
— Туда нет лестницы. Во всяком случае, такой лестницы, которую могут построить другие.
— Я должна построить ее сама?
— Нет.
— А как же тогда?
— Ты сама должна стать этой лестницей.
— Так ты говоришь, что рай не на небе? А где же он?
— Считается, что он в душе, так же как и ад.
— В одном месте?
— Да.
— Вперемешку или отдельно?
— Это как зал ожидания на станции Секейкочард. На одной двери написано: зал ожидания первого класса, на другой — второго.
— А что там на самом деле?
— Коридор.
93. Несколько дней спустя. Необычный птенец
Голос в ночи.
Нигде ничего не сказано. Бог наблюдает за нами через бинокль, тела наши медленно сносит ветром, а его мутит, и катятся слезы. Где это сказано?
Мимо промчался Петике, побежал опустить заполненные бабушкой квитки лото. Значит, сегодня суббота.
— А может такое быть, что нас просто уронили в материю? — подбросила я вопрос Нуар. — Как в булькающее повидло?
Она что-то пробурчала, но я ничего не поняла.
Все птенцы подают большие надежды. Именно такие потомки нам и нужны: умные, шустрые, схватывающие все на лету.
И только один их братишка — коротконогий поскребыш — ведет себя как-то странно. Ни в какую не хочет делать того же, что и они, не бегает вместе с братьями, не играет в их игры и ведет себя с ними весьма агрессивно: выхватывает у них из-под клюва самые лакомые куски, случается, щиплет их — и даже, ей-богу, пытается вышвырнуть их из гнезда. В чем нет никакого смысла, потому что все остальные давно уже весело впрыгивают и выпрыгивают из него, в то время как он только разевает клюв, верещит и размахивает хилыми крылышками.
Никто из нас таких странных страусов еще никогда не видывал.
94. Хэппи-энд. Жизнь. Авоська. Очередной аукцион
Как выяснилось впоследствии, бриллиант проглотил страус по имени Дада. Умело прооперировав страуса, Сиприен извлекает из его зоба камень, женится на Алисе, и Якоб Вандергард дарит им бриллиант.
Как говорит Лаца Зашибленный, у писателя Уэллса в одной из историй страусы тоже глотают волшебный алмаз, но там дело происходит во время морского путешествия.
Барнабаш, восточный маг, опоздавший к рождению Мессии, уверяет, что китайцы опять строят стену, но не там, где она была, а совсем в другом месте.
— Если Глыба или другой негодяй захочет стереть или сотрет в нашей памяти, скажем, слово «страус», мы после этого перестанем быть страусами?
— В физическом смысле, конечно, нет, но вы больше не будете узнавать в себе существо, сотворенное по замыслу Божьему, то есть самих себя.
Так ответила мне Нуар.
— Однако, если взять, например, меня, Создатель, похоже, даже не ведал, что я вовсе и не хотела быть страусом, который даже летать не может, точно так же, как до рождения никто не хотел стать венгром, турком, лисой или кузнецом.
— Это испытание…
— Что — это? — перебила я сову.
— Сама жизнь. Кто как сдаст экзамен. Если ты провалился как человек, значит, ты не годишься и в тигры.